Ковен

Я сглотнула, проследив за тем, как она подошла к противоположному краю зеркала и встала на колени, чтобы встретиться со мной взглядом.

— У меня так много вопросов. Я ничего не понимаю. Эта кость была не моя. Как это…

— Я положил ее туда в ту ночь, когда ты родилась, — ответил Грэй, встав позади меня. Он прикоснулся пальцем к дьявольскому глазу, вызывая острую боль. — Когда-то давно Шарлотта попросила меня сделать так, чтобы она всегда была с тобой.

— Я… но почему? Все это не имеет никакого смысла, — спросила я, когда Шарлотта взяла мои руки в свои, сидя напротив зеркала.

— Ты была ценой моей сделки, Уиллоу, — сказала она, проводя большими пальцами по тыльной стороне моих рук.

— Сосуды были ценой сделки, — возразила я.

— Сосуды были отвлекающим маневром. Это был мой способ ограничить возможности демонов причинять вред людям, заставляя их оставаться в Ковене. Они никогда не были той ценой, которую дьявол требовал за магию, которую он мне дал. Это всегда была ты, — сказала Шарлотта, печально покачав головой. — Только дочь двух родов, двух магий может открыть печать.

Я уставилась на зеркало, на лицо женщины, вырезанное на камне, окружавшем стекло.

— Почему твое лицо на зеркале? — спросила я, и что-то в моих словах было сомнительным. Что-то во мне начало пытаться соединить точки и собрать кусочки воедино.

— Посмотри еще раз. Это не мое лицо, любовь моя, — сказала она, подтверждая мой нарастающий ужас. Грэй подошел и встал позади меня, упираясь в мой позвоночник, а Шарлотта провела моими руками по стеклу.

Женщина в камне смотрела на меня, черты ее лица были так знакомы, что я видела их каждый день. Платье и корона, которые она носила, не были похожи ни на что из того, что я когда-либо видела, и я не уловила взаимосвязи в этом контексте.

Но она была мной, высеченным из камня — только дьявол знает, за сколько лет до моего рождения.

Шарлотта прижала мою руку к бокалу, за ней последовала вторая, пока я пыталась понять, что происходит. Боль пронзила кончики пальцев, обжигая так, словно я сунула руки в пламя самого Ада. От неуверенного прикосновения я выпрямилась, стекло потянуло меня с другой стороны, когда Шарлотта накрыла мои руки своими.

— Что бы ты ни делала, не отпускай меня, пока я не скажу, — сказала она, и ее лицо исказилось от той же боли, которая поглотила меня. Пламя охватило мои руки, оставив кожу без пятен, но боль, скрутившая мое тело, не изменилась. — Ты умрешь, если сделаешь это.

Зеркало разбилось под моими руками, стекло упало в бесконечную яму под нами. Это продолжалось целую вечность, исчезая во тьме по мере падения. Сквозь него пробивался свет, распространяясь по бездне, как распространяется магия. Медленно, шаг за шагом, опускалась в растущую яму винтовая лестница. Только когда свет от них коснулся дна, меня охватил ужас от того, что я увидела.

— Тогда дайте мне умереть, — сказала я, дергая себя за руки. Несмотря на то, что стекло исчезло, оно не отпускало меня.

— Ты должна жить. Ты должна жить, потому что ты — единственная надежда исправить то, что я натворила, — с ужасом в голосе сказала Шарлотта, когда первое из существ поставило ногу на нижнюю ступеньку. — Мне очень жаль.

Он был почти похож на человека, когда обратил на меня свои шокирующие красные глаза, медленно поднимаясь по лестнице. Крылья летучей мыши обвились вокруг его плеч, драпируясь и почти волочась по земле, когда он поднимался. Я не знала, почему он просто не летит, но сглотнула, пытаясь в очередной раз отпустить магию, открывающую Адские ямы на землю.

Вельзевул взобрался на вершину лестницы, уперся рукой в пол Трибунальной комнаты и, повернув шею, вылез наружу. Кожистая текстура его крыла коснулась моей щеки, когда он вышел, шагнув вперед, чтобы у того, кто следовал за ним по пятам, было пространство для движения.

Сатанус шел позади него, его тело было крупнее, чем у крылатого существа, пришедшего раньше. Его грудь была шире, чем у двух мужчин вместе взятых, а тело — выше, чем у всех, кого я видела. Он немного уменьшился, когда поднимался из ямы, но рога на его голове все равно выделяли его.

Следом шел Левиафан, неся за спиной конец какой-то раскладушки. Пальцы, которыми он обхватил столб, были длинными, веретенообразными, с переплетениями между пальцами. Когти были чудовищными, словно вытащенными из глубин. Но именно спящая фигура на койке выбила дыхание из моих легких.

Лицом вниз, открытые кровоточащие раны там, где должны были быть крылья, полностью совпадали с портретом в кабинете Грэя. Он не шевелился, его грудь не вздымалась и не опускалась, даже когда Белфегор переносил другой конец койки. Они подняли Люцифера и вытащили из ямы. Мужская фигура, лежащая передо мной на раскладушке, была мертва, полностью лишена жизни.

Но дьявол не мог умереть.

— Почему он так лежит? Почему он не двигается? — спросила я Шарлотту, не желая смотреть в яму и наблюдая, как оставшиеся семь архидемонов Ада пробираются к дыре между мирами.

Ту самую, которую я открыла, когда сняла печать.

Она грустно улыбнулась, выдержав мой полный ужаса взгляд с мягким выражением лица.