Ковен избранных

Я чуть улыбаюсь ему, но эта улыбка скорее ощущается как гримаса. Слова ужасное начало не передают в полной мере того, как все было на самом деле. Мне хочется ему поверить – было бы здорово, если бы я оказалась здесь желанным гостем, но я не могу отделаться от ощущения, что это Берди, Аделаида и Лила заставили его извиниться.

Может, я ошибаюсь и стоит помнить про презумпцию невиновности. Или же я так отчаянно нуждаюсь в человеческих связях и наставничестве, что, каким бы плохим ни было начало, это не имеет значения.

Неловко машу им на прощание рукой, и трое паладинов уходят.

В то же мгновение, когда дверь закрывается, я кружусь на месте и издаю радостный вопль. Что ж, по крайней мере, здесь есть это.

Провожу руками по разным поверхностям комнаты, изучая детали. Толкаю дверь из матового стекла, расположенную прямо за зоной отдыха, и замираю. Это спа или ванная? На длинной черной столешнице с двумя раковинами и отдельной зоной для нанесения макияжа в вазах благоухают свежие цветы.

Напротив – нереально большая душевая зона, на потолке я замечаю несколько леек. У дальней стены стоит ванна размером со слона с огромным окном над ней.

– Привет, красавица. Скоро мы с тобой познакомимся, – обещаю я ей.

Возвращаюсь в комнату, пробегаю руками по мягкому дивану и подушкам. Выскальзываю из обуви и прохожусь голыми ногами по бархатистому ковру. Взбираюсь на гору подушек на кровати и, вытягиваясь на них, пытаюсь осознать, какого черта я здесь делаю.

Глава 14

Почувствовав вкусные запахи, я спускаюсь по лестнице. Не знаю точно, который сейчас час, потому что у меня нет ни телефона, ни часов. Судя по всему, в этом доме тоже не верят часам, потому что я их так и не нашла. Нос ведет меня в сторону кухни, откуда доносятся грохочущий смех и звуки оживленного разговора.

Вчера днем я отрубилась и проснулась десять минут назад в состоянии дичайшего голода. Захожу на кухню и застаю сидящих за кухонным островком паладинов, наслаждающихся выставленными перед ними закусками. Мой рот наполняется слюной, но я не решаюсь прервать их веселый завтрак. Я уже собираюсь развернуться и пойти обратно в свою комнату, но тут меня окликает Берди:

– Вот и ты, милая. А я все гадала, когда же снова увижу твою прекрасную мордашку. Куда ты?

Я быстро поворачиваюсь к ней и наверняка выгляжу как идиотка. И отвечать не отвечаю, и сделать шаг вперед тоже не в силах. Берди сочувственно смотрит на меня и подходит сама.

– Вот что, милая, садись сюда, давай-ка тебя накормим. Тебе нравятся яйца Бенедикт?

Я сажусь туда, куда она указала.

– Не знаю. Никогда не пробовала, – выдавливаю я, проводя руками по дорогому дереву обеденного стола.

– Давай я положу тебе еды на тарелку. Просто скушай то, что понравится, и оставь то, что не придется по вкусу, ладно?

Берди упархивает, а я тем временем молча сижу и смотрю на свои руки. Я отлично осознаю, что веселый разговор, который слышала перед тем, как зайти сюда, закончился вместе с моим появлением, – и очевидно, что это не совпадение. Теперь паладины сидят за кухонным островком молча.

Берди ставит передо мной заполненную едой тарелку, и вкусовые рецепторы приходят в неистовый восторг. Чуть улыбаясь, смотрю на женщину и бормочу слова благодарности. Затем что-то откусываю, закрываю глаза и в полном экстазе издаю стон. А открыв глаза, замечаю, что Берди по-прежнему стоит на месте и наблюдает за мной.

– Это лучшее, что я когда-либо ела, – признаюсь я, отправляя в рот еще кусок.

Лицо Берди озаряется, но в то же время становится грустным. Я не знаю, как это понимать, и поэтому просто сосредоточиваюсь на фантастической еде. Каждый кусок – истинное блаженство, и моя тарелка пустеет прежде, чем я успеваю это осознать.

Должно быть, Берди замечает мое разочарование, когда я опускаю взгляд на пустую тарелку, потому что забирает ее и ставит новую, полную. Ликующе улыбаюсь ей и приступаю ко второй порции.

Я чувствую на себе взгляды паладинов, но мне сейчас не до того, чтобы обращать на них внимание или смущаться: настолько хороша еда. Заканчиваю вторую порцию и долгое время спорю сама с собой, стоит ли мне слизывать оставшийся на тарелке соус. Наконец решаю, что вести себя как дикарка будет неправильно, и потому игнорирую зов соуса и встаю из-за стола с тарелкой в руке.

– И куда это ты направилась, милая? – спрашивает Берди, вставая у меня на пути.

Есть ощущение, что это вопрос с подвохом, поэтому я колеблюсь.

– Хотела помыть за собой тарелку, – в итоге неуверенно отвечаю я.

– Ох, нет, милая, это моя работа, – задорно говорит она и тянется к моей тарелке.

Я отвожу руку как можно дальше.

– Вы готовили, а мне совершенно не сложно за собой убрать.