– Позже, – категорично отрезал Коул и прочистил горло. – Так ты могла бы научиться некромантии для меня?
– Это займет годы. К тому же у меня нет гримуара, – пожала я плечами, впервые испытав от этого облегчение. – И нет того, кто был бы знаком с некромантией. Мне попросту не у кого учиться. Ковены не обучают чужаков.
– Но у тебя ведь когда-то был свой ковен… Да?
Я напряглась.
– Нельзя обратиться к нему? – и, по моему взгляду поняв, что нельзя, Коул стушевался. – Ну, а к кому-то другому? Неужели у тебя совсем нет друзей?
– Угадай! Я одна по стране катаюсь не забавы ради, – огрызнулась я, испытав то пограничное состояние между гневом и болью, от которого всегда повышалась температура тела, но опасное не для меня, а для окружающих. – У меня никого нет, Коул. Никого.
Я не хотела говорить об этом. Хотя у Коула совсем не было чувства такта, в этот раз он справился с блеском: деликатно оставил свой допрос с пристрастием и отхлебнул немного крепкого чая из термосной крышки, предложив и мне.
Я сделала глоток, наслаждаясь терпким чабрецом.
– Спасибо за пальто.
Коул удивленно взглянул на меня, и я улыбнулась, демонстративно поправляя растянутые рукава, в которые часто прятала руки, чтобы согреться. Непомерно длинное, но наверняка приходящееся Коулу как раз впору, пальто вдруг обрело для меня значение гораздо большее, чем я хотела бы признавать. Доброта. Милосердие. Забота. Когда до встречи с Коулом я сталкивалась с чем-либо подобным в последний раз?
Он покачал головой, пряча от меня изгиб рта, похожий на ответную улыбку.
– Ты была мокрой до нитки и напомнила мне Штруделя, когда я вытащил его из подвала котенком. Оставь пальто себе. – И, замолчав надолго, так что я решила снова заснуть, Коул вдруг прошептал: – Родители умерли, когда мне было четыре.
Эта фраза должна была прозвучать тоскливо и горько, но прозвучала… понимающе. Мы с Коулом переглянулись и замолчали. Он сосредоточился на дороге и приторном чае, от пары кружек которого мог запросто развиться сахарный диабет, а я – дремала, внезапно осознав, что за всю дорогу ни разу не подумала о брате и том ужасе, что душил меня в течение пяти лет, а теперь вдруг ослаб.
– Я могу повести, если хочешь, – предложила я, не доверяя неизменной бодрости Коула.
– Нет, не хочу. За те две минуты, что ты провела за рулем моей машины, ты успела протаранить чужой фургон.
– С кем не бывает, – цокнула языком я. – Сунуть несколько баксов под дворники – и нет проблем!
– Я и сунул, – парировал Коул раздраженно. – И не «несколько», а восемьдесят. После таких трат я принципиально тебя за руль не пущу!
Справедливо.
– Следующая остановка Бёрлингтон! – объявил он спустя несколько часов после того, как мы перекусили хот-догами на обочине, а песня «
Отражая солнечный свет, его глаза приобрели медовый оттенок и полыхали, напоминая мне о крыльях огненных фениксов из детских сказок. Возрождение и бесконечность – такое же волшебство я чувствовала в Коуле, беззастенчиво любуясь им все время, пока впереди не замаячили вершины Зеленых гор.
Я вдруг почувствовала, что задыхаюсь, как от приступа астмы. Холод вод, накатывающий в ознобе и уносящий тревоги прочь. Глубина, где до дна не добраться, даже нырнув с аквалангом. Первобытная необузданная лазурь. Магия, которую источало озеро Шамплейн и которая захлестнула меня, будто я окунулась в него с головой.
Моя семья решила поселиться здесь неспроста: каждый ковен располагается на пересечении лей-линий или природной аномалии. Такие места нельзя подчинить, но им можно подчиниться. В обмен на послушание оно отдаст тебе себя целиком – силу, потерю которой ты осязаешь каждой клеточкой своего тела, если отдалишься слишком далеко от родного края. Ведьма нигде не чувствует себя лучше, чем там, где родилась.
От вод,
– Все в порядке? – осторожно спросил Коул, когда я почти перелезла на бардачок, высматривая впереди озеро.
– Ага, – промычала я, с трудом успокаивая сердцебиение, усиливающееся по мере того, как мы приближались к городу. – А ты живешь прямо возле Шамплейн, верно?
Коул свернул на светофоре, петляя меж узкими улочками, заставленными скамьями и фонтанами.
– Да, практически на побережье.
– Значит, осталось две мили, – простонала я облегченно. – Прекрасно! Ноги совсем затекли.
Он взглянул на меня, нахмурившись.
– Ты уже бывала здесь?
– Нет. Это… Ведьмовской компас включился, не парься. Чую, что нам направо.
Коул восхищенно хмыкнул и действительно свернул вправо.
Мы проехали пару кварталов, в просвете между которыми я разглядела широкую пешеходную улицу, вдоль которой простирались сувенирные магазинчики и пекарни.
– Это Чёрч-стрит, – заговорил Коул, заметив, в какую сторону повернулась моя голова. – Здесь летом всегда полно туристов, особенно в период фестивалей. Хорошо, что городское авиашоу кончилось вчера. Обычно мне приходится всю неделю спать, зажимая голову под подушкой. Кстати, об этом… Я люто ненавижу шум!