Ковен озера Шамплейн

Спустя две минуты я дошла до той самой спальни – единственной, что стояла сразу раскрытая нараспашку. Обои с флер-де-лис, заваленный стол, ворох платьев на кровати в алькове… Комната Микаэлла была пуста, но я все равно чувствовала чужое присутствие.

Чик-чик!

На этот раз звук был реальным и доносился из конца коридора. Вместо ожидаемого тупика там оказалась еще одна развилка – короткая, всего в два шага, и ведущая к маленькому закутку метр на метр. На его полу сгорбилась тень, и блестящий предмет в ее руках, отражающий свет, издавал тот самый звук.

Чик-чик!

– Опять ты, – раздраженно заметила я, шепнув заклятие светлячков, чтобы осветить закуток и разглядеть лицо Эмиральды в зеленоватых бархатных всполохах. – Что… Господи, что ты делаешь?!

– Чик-чик, – ответила она, улыбаясь, и снова щелкнула ножницами, разрезая свои запястья до сухожилий.

Кровь бежала по худым рукам – темная и вязкая, почти дегтярная, как ее пульсирующие вены, отравленные тьмой Шепота. Судя по закушенной губе и полуприкрытым глазам, Эмиральде нравилось это. Она то щелкала ножницами, просовывая запястья между лезвий, то с размаху полосовала себя ими, как бритвой – словом, пыталась отрезать себе руки и так и эдак.

Оцепеневшая, я смотрела, как завораживающе мерцает ее кровь в моем магическом свете. Просачиваясь в швы каменной кладки, пропитывая подол ее полупрозрачной нижней юбки, натянутой на согнутые колени… Это было ужасно. И грустно, ведь что бы Эмиральда ни пыталась сделать с собой, у нее это не получалось: спустя две секунды все раны срастались. «Эмиральда должна была стать Верховной вместо меня», – вспомнила я слова Луны. Потенциальная Верховная… Дар исцеления. Он работал против ее воли – она регенерировала, и с каждым щелчком ножниц это подталкивало ее к бешенству. Вскоре блаженное выражение ушло с лица Эмиральды, губы скривились, а ножницы защелкали чаще. Я видела белые ниточки сухожилий, настолько глубоко она вонзала лезвия в себя, и пучки вен, выплевывающие фонтанчики крови.

– Почему не выходит? – Эмиральда захныкала, как ребенок, и спутанные клубничные локоны упали ей на лицо, прилипнув к залитым слезами щекам. – Выходи, выходи!

Она снова щелкнула ножницами, и кровь потекла с удвоенной силой, пачкая кончики ее волос. Я подалась вперед, не зная, что именно должна делать, но кто-то с силой оттолкнул меня, припечатав к стене.

– Эмиральда!

Хоакин даже не посмотрел в мою сторону. Его трость, брошенная, покатилась по коридору. Он просунулся в темный закуток и выбил из рук Эмиральды швейные ножницы, прежде чем обхватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть.

– Qué estás haciendo?! Haces daño a la bebe! – воскликнул он. – Эми! Me oyes? Если о себе не думаешь, то о нем подумай!

При нашей первой встрече мне показалось, что Хоакин не способен на человеческие эмоции. Жесткое лицо и такой же жесткий взгляд оказались обманчивы. Он действовал решительно, говорил вычурными фразами и никогда не колебался… Но сейчас Хоакин был напуган. Глаза, такие черные, что сливались с темнотой коридора, блестели, судорожно осматривая Эмиральду. Он растер ее зажившие запястья, соскребая с них застывшую кровь, и цокнул языком. Голос Хоакина – сухой, как осенние листья, крошащиеся под сапогом, – вдруг стал ласковым и мягким, стоило Эмиральде прижаться к его груди и скрутить в кулаке ворот рубашки под белым кителем.

– Mi dulce tontita, – прошептал Хоакин ей на ухо, осторожно поднимая на руки. Его большой палец с таким же перстнем, как у Диего, принялся гладить и выводить успокаивающие круги на ее дрожащей спине. – Ven, mi amor… А ты что тут забыла?

Я уже пятилась обратно в центр коридора, надеясь сбежать раньше, чем Хоакин вспомнит обо мне, но не успела. Лицо и голос, потеплевшие при виде разбитой Эмиральды с таким же разбитым рассудком, снова сделались острыми, как те самые швейные ножницы, которые он разломил ногой.

– Тебе нельзя сюда! Я же велел следить, чтобы вы… – Хоакин осекся и взглянул на Эмиральду, притихнувшую на его плече. – Забудь о том, что видела здесь. Уходи.

Все, что я смогла, – это кивнуть и дать деру. Хоакин за моей спиной что-то забормотал, занося Эмиральду в ее спальню, и двери закрылись: сначала двери комнаты, а затем и двери дома, когда я вылетела на улицу.

– Ты нашла Диего?

Я не запомнила, как добежала до собора, потрясенная настолько, что так и шла с колдовским огнем в ладонях. Коул уже ждал меня в толпе и тут же привлек к себе, едва завидев. Я молча покачала головой, и наше соприкосновение потушило заклятие светлячков, озаряющее землю. Несмотря на то что солнце уже село, вокруг и без того было светло: всю площадь обступали соломенные факелы, а на деревьях раскачивались ротанговые гирлянды и бумажные фонарики с индейским орнаментом.