– Мне кажется, ты перебарщиваешь. Которая это страница за день? Пятнадцатая? Еще позавчера ты и одну осилить не могла. Это точно не навредит?
Я зажмурилась, призывая шторм. Не те редкие тучи, что возникают, когда ведьма в бешенстве или печали, а пробуя осознанный контроль погоды. Я повторяла заклинание, пока не выглянула в окно и не увидела чернильную кляксу, пролившуюся на закат.
– Ого, – прокомментировал Коул, перегнувшись через руль.
Голова гудела от усталости, но, помассировав виски, я продолжила.
А тем временем вывески за окном сменились лесами. Снова за чертой города. Дорога, дорога, дорога…
– Одри, слушай… Если не хочешь говорить со мной, то хотя бы поешь.
Жемчужина ожерелья, с которой я играла, выскользнула из пальцев, шершавых от сухого осеннего воздуха. Обернувшись на Коула, сидящего за рулем и днем, и ночью, я опустила глаза на подстаканники, заполненные давно остывшей едой. Пара нетронутых хот-догов с имбирным чаем. В те моменты, когда Коул не смотрел на дорогу, он смотрел только на меня. И сейчас смотрел – обеспокоенно и заботливо. Я эти чувства не разделяла. Зачем беспокоиться обо мне, когда я просто делаю то, что должна?
– Извини, – вздохнула я, послушно захлопывая Книгу. – Я становлюсь очень замкнутой, когда…
– Грустишь, – понял Коул. – И терзаешься чувством вины. А потому моришь себя голодом. В наказание.
– Вовсе нет! У меня просто нет времени на праздность.
– Еда – это потребность живого организма, а не праздность, – скривился на последнем слове Коул.
Я закатила глаза и снова отвернулась. От вида нескончаемого шоссе начинало мутить. Когда мы уже приедем? Почувствовав, что Коул продолжает смотреть на меня, я обреченно застонала.
– Ладно, – сдалась я. – Я просто… все думаю о том колдуне в маске. Почему он не напал на меня. Сначала я решила, что он испугался, но потом… – И я неохотно призналась Коулу в том, в чем признаться не могла даже самой себе: – Теперь мне кажется, что он просто не хотел причинять мне вред. Это имеет смысл лишь в том случае, если я нужна ему. А кому я еще могу быть нужна, если не Джулиану?
– Ну, – Коул долго и напряженно молчал, прежде чем ответить. – У меня пальцев не хватит, чтобы пересчитать всех, кому ты можешь быть нужна. Так что это ни о чем не говорит…
Я безрадостно ухмыльнулась.
– Ты ведь знаешь, что это неправда. Все, кому я могу быть нужна, – это либо ты, либо демонические животные. Вряд ли кто-то из вас прятался под той маской.
– А что насчет той рыжей ведьмы? – задумчиво поделился своими размышлениями Коул, стуча по рулю. – Королева Шепота… Ну, та, что хотела от тебя Бёрлингтон и жемчуг.
– Аврора? – удивилась я. – Зачем ей убивать новоодаренных ведьм? К тому же детей.
– А как еще ей заставить тебя делать то, что она хочет?
– Она хотела Бёрлингтон и жемчуг в обмен на Книгу, – напомнила я и покрутила перед лицом Коула гримуаром в нежном, сизом переплете, с которым не расставалась во сне. – Но она уже у меня. Знаешь, у Авроры есть еще одно прозвище – Хведрунг. Это означает
Коул замолчал, уставившись на дорогу впереди.
– По-моему, бессердечие – это как раз то, чего следует ожидать от ведьмы, устраивающей средневековые вечеринки с летальным исходом. Помнится, ты рассказывала и про человеческие жертвоприношения в центре Нью-Йорка ради получения вечной жизни, – протянул Коул. – Она и вправду так делает? Продлевает себе жизнь с помощью черной магии. Сколько же ей лет?
– Доподлинно неизвестно, но однажды я слышала, как она говорила о короле франков Хлодвиге I так, будто знала его лично. А Хлодвиг жил еще в пятом веке, – хмыкнула я и стащила с хот-дога ломтик соленого огурца, на что Коул одобрительно улыбнулся. – Честно, я ее не понимаю. Не знаю, что может быть хуже, чем пережить свой ковен.
– Может быть такое, что она решила заменить человеческие жертвоприношения на ведьмовские? Ведь забирать жизненную силу новоодаренных, должно быть, эффективнее.
– Возможно, но так заморачиваться… Это глупо. Авроре незачем такие эксперименты, когда Нью-Йорк – туристический центр мира. Даже десяти пропавших без вести там никто не хватится, чего не сказать о таком маленьком городке, как Бёрлингтон.
Коул оторвал одну руку от руля и, пока я разглагольствовала, протянул мне почти холодный хот-дог. Я обреченно поморщилась, но признала поражение и вгрызлась в мякоть хлеба. С каждым укусом усталость отступала, пока не исчезла совсем. Я постаралась не замычать от удовольствия, чтобы самодовольство Коула не раздулось еще больше и не лопнуло, перевернув машину на полном ходу.