Тот факт, что он ещё мог это чувствовать, что его до сих пор захлёстывало отвращение при мысли о кормлении от детей, возбуждения от молодой крови… этого оказалось достаточно, чтобы он перестал сравнивать себя с вампиром, который сделал это.
Это также помогло Нику вырваться из бредовой дымки того сна.
Это напомнило ему, что, несмотря на сон, это сделал не Ник.
Мужчина-вампир, которого Ник видел в своём сне, и который действительно осушил эти маленькие тела… тот вампир вообще не испытывал раскаяния.
Он не испытывал отвращения.
Он не колебался.
Он не сожалел об этом.
Ему и в голову никогда не приходило испытывать сожаление, боль, раскаяние или чувство вины. Ему и в голову никогда не приходило испытывать что-либо, помимо удовольствия от содеянного.
Эти люди были едой.
Они были славной, вкусной, приятной едой.
Поморщившись, Ник отвернулся.
Только тогда он осознал, что смотрит на оставленный полицией контур тела одной из маленьких девочек. Они обрисовали положение её трупа с помощью той нанотехнологичной синей пудры, которая точно повторяла изгибы тела. Это оставило яркую светящуюся синюю карту положения, в котором её бросили на ковре в игровой комнате на втором этаже.
Ник уже видел запечатлённые изображения.
Некоторые из них переслали в его гарнитуру, пока они ехали сюда.
Этот кадр Ник запомнил в особенности.
Её настолько осушили от крови, что на полицейских снимках она напоминала скелет. Её кожа висела на костях. Она казалась такой бледной и хрупкой, что создавалось впечатление, будто она мертва уже несколько недель, а не часов. Она почти походила на бальзамированную мумию.
Ник не хотел знать, что за голоса внутри него шепчут эти слова. Он не хотел знать, известно ли ему об этих смертях больше, чем он готов был признать себе, и тем более Морли или кому-то из полиции Нью-Йорка. Если Ник правда знал больше, то пока не был готов выуживать эту информацию из своего подсознания.
Он знал наверняка одно — он этого не делал.
Он совершенно точно не совершил бы такое.
Более того, он не мог это сделать.
Даже если не считать всего остального, это было физически невозможно.
Ник старался держаться за эту мысль, придать ей некое значение в своей голове. Он старался заземлить себя в некой реальности за пределами этого сна.
Он коп.
И он должен посмотреть на это как коп.
Вампирскую часть мотивов убийцы Ник уже понимал.
Вампиры кормились.
Но зачем здесь?
Почему именно эти люди?
И как этот мудак связан с тем, что Ник узнал в Сан-Франциско?
Что более важно, как Ник это всё увидел? Как этот мудак каким-то образом получил доступ к сознанию Ника?
— Ты тут закончил?
Ник повернулся.
Морли стоял и открыто оценивал Ника со странным выражением на лице. Ник знал, что он что-то подметил. Он знал — Морли понимает, что Ник чего-то недоговаривает. Ник не знал, как объяснить что-либо старику в такой манере, которая успокоит его или даже поспособствует продвижению дела.
Ник осознавал, как это прозвучит. В лучшем случае он покажется безумцем. В худшем — виновным… как минимум в пособничестве с преступником или в том, что он как-то сам совершил убийства и вернулся в дом Уинтер до того, как они затарабанили в его дверь.
Ничто из его ощущений не было нормальным.
Это не было нормальным для вампира. Это определённо не было нормальным для человека.
Не помогало и то, что Ник не знал, как Морли сумеет ему помочь, даже если он ему поверит. Ник не знал, как такая информация вообще может пригодиться.
Давным-давно Даледжем научил его, что любая связь является двусторонней.
Если это существо пробиралось в голову Ника, то и Ник должен суметь забраться в его сознание.
Просто он не знал, какой от этого будет прок. Если только они не окажутся достаточно близко, чтобы действовать… но у Ника складывалось впечатление, что этот мудак ни за что такого не допустит. Неважно, что ещё Ник знал или не знал об этом «Чужестранце», он сильно подозревал, что тот вампир ещё острее осознаёт связь, которую делит с Ником.
Возможно, он даже понимал, что означает эта связь.
Нахмурившись, Ник постарался выбросить этого вампира из своих мыслей.
Больше всего ему хотелось поговорить с Уинтер.
Уинтер… или, может, с Мэлом.
Они единственные из ныне живущих, кто, возможно, сумеет помочь ему.
Тай слишком мала. И он всё равно не хотел её привлекать.
Он не хотел, чтобы этот бл*дский псих к ней приближался.
Но это небезопасно. Небезопасно говорить с Мэлом. И определённо небезопасно сейчас приближаться к Уинтер.
Даже звонить ей будет небезопасно. Или посылать сообщение.
Эта мысль вгоняла его в депрессию.
Она также вызывала у него злость.
Они вообще не должны тут находиться.
Это не их мир.
Это не мир Уинтер.
Сейчас Ник убеждался в этом ещё сильнее, чем тогда, когда эта мысль впервые пришла в его голову. Безо всяких подтверждений, безо всякого способа узнать, действительно ли это правда, Ник чувствовал это своими вампирскими костьми.
Уинтер не место в этом измерении.
Ему надо раскрыть это бл*дское дело.