Ковентри возрождается

– Черт подери, у меня уже голова кружится! – простонал шофер.

– Ах, да не скулите, поезжайте. Вам же за это платят, верно?

Она задвинула стекло между салоном и водителем. Детей удивила властная интонация матери. Откуда бы такое? Неделю назад она бы стала извиняться за то, что вызвала у шофера приступ головокружения. А теперь участвует в конспиративной встрече, которую организовала таинственная, шикарная незнакомка, вся в черном.

Ковентри сидела между сыном и дочерью, крепко обняв их за плечи. Через десять минут она должна была вернуться в аэропорт. Она объяснила детям свои планы:

– Я обещала Додо вернуться. Мне кажется, она уже намечает маршрут нашего побега в Уэльс.

– А на сколько бы тебя посадили в каталажку, если б ты сдалась? – спросила Мэри.

Ответил Джон:

– Я спрашивал папу. Он считает, года на четыре. За хорошее поведение могут и скостить срок.

– Мама вела бы себя хорошо, правда, мам?

Ковентри поцеловала дочь в шею, но сказала:

– В тюрьме я бы умерла, Мэри.

– Но ведь ты могла бы и в тюрьме учиться живописи, разве нет? – выпалил Джон.

– Ты читал мой дневник! Ах, Джон, нет! Неужели ты его прочел?

– Извини, мама, но я не хотел, чтобы его нашла полиция.

– Да, ты прав. Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая.

– Вовсе нет, – запротестовал Джон.

– Какой дневник? – спросила Мэри.

– Брадфорд Кинз считает, что ты волшебная художница.

– Правда?

– Кто это – Брадфорд Кинз? – спросила Мэри.

– Был у меня такой знакомый, – сказала Ковентри, которая избавилась от своей безумной влюбленности в Брадфорда на втором же уроке живописи в художественной школе для трудящихся.

Мэри заплакала.

– Мамочка, возьми нас с собой в Уэльс или куда ты там еще едешь!

– Нельзя пропускать школу, – сказала Ковентри. – Тебе надо сдать экзамены, и папе одному будет трудно!

– Что мы будем без тебя делать? – сказал Джон.

– Вы вырастете, – ответила Ковентри, – и мы снова где-нибудь соберемся и будем жить вместе.

Такси вернулось на стоянку, и вот наступила страшная минута. Ковентри заплатила шоферу, и все трое приникли друг к другу, как на семейной фотографии, каждому не хотелось отпускать остальных.

Сержант сыскной полиции Хорсфилд наблюдал за ними с глубокой грустью. Он наблюдал за ними с тех самых пор, как услышал объявление, обращенное к Джону Дейкину. Шофер его такси прямо затрепетал от восторга, когда ему было велено «следовать за той машиной». Это была фраза, которую он мечтал услышать семнадцать лет.

Хорсфилду полагалось сразу подойти к Ковентри, арестовать ее, а потом спокойно сесть и ждать поздравлений, восхищения, славы и неизбежного продвижения по службе; но чем дольше он наблюдал за этой крошечной группой, тем меньше ему хотелось разлучать их. Он молил Бога, чтобы тот направил его и дал ему сил.

Бог посоветовал ему оставить полицию и принять сан священника. Поэтому Хорсфилд плюнул на карьеру и вернулся в зал прибытия. Там он увидел Руфь Ламберт, которая сидела на скамье в окружении чемоданов и разбитых тарелок в португальском народном стиле. Она в точности походила на фотографию, которая лежала у Хорсфилда в кармане. Маленькая, тщедушная, с торчащими вперед зубами.

«Наверное, что-то в ней есть», – снисходительно подумал Хорсфилд, ведь у него в потайном кармане была и фотография ослепительного Сидни.

– Миссис Руфь Ламберт?

– Да.

– Я из полиции. (Хотя теперь уж недолго, совсем, черт возьми, недолго!) Вас пришли встретить племянница и племянник, они на улице, возле стоянки такси. Я постерегу ваш багаж.

42. Практические вопросы

Персональное авто Поджера, в котором сидели Поджер, Николас Катбуш и офицер Секретной разведывательной службы по имени Наташа Кранц, подъехало к аэропорту сзади, ко входу для Особо Важных Персон, и остановилось.

Поджер все еще был в смятении. Утром, до прихода машины, он все рассказал жене: о Яффе, о своей любовнице, о прочих супружеских и финансовых изменах. Однажды начав, он уже не мог остановиться. К его удивлению, жена при всем своем аристократизме впала в неистовство и набросилась на него с кулаками прямо в ванной. Она визжала, устроила истерику, потом включила душ и направила обжигающую струю на его неприкрытые гениталии. В приступе отчаянной злобы она крикнула:

– От меня поддержки не жди, я не стану играть роль храброй маленькой женщины и позировать на лужайке, как будто бы мы гуляем, взявшись за руки. Не буду я сидеть с тобой перед журналистами, поглаживая паршивого ньюфаундленда, не выйдет, ублюдок ты грязный! Если это попадет в прессу, я немедля подам на развод. Я в мученицы не гожусь! Мэри Арчер[32] изображать не стану!

Под взглядом жены, напоминавшим взгляд горгоны Медузы, Поджер смазал вазелином ошпаренные до красноты причиндалы. Он бы не возражал, если б его обратили в камень. Все лучше, чем то, что предстояло ему в ближайшие дни. На утро у него назначена встреча с премьер-министром. Они должны обсудить вопросы правопорядка. Стоило подумать об этом, и пенис его скукожился до неразличимости.