Читаем Ковпак полностью

…Яремча. Сколько стоит за этим словом! Здесь живая боль стережет живую память о павших, смертью своей смерть поправших! Здесь под строгим и величественным надгробьем спят вечным сном ковпаковцы, не пришедшие с Карпат. Среди них — комиссар Руднев и первый комсомолец отряда сын его…

Медленно шагают по улицам Яремчи Ковпак и Воронько, иногда останавливаясь, вспоминая что-то. Их узнают люди, снимают шапки, почтительно приветствуя, но не подходят, понимают, что им нужно сейчас оставаться наедине. И вдруг откуда-то издалека доносится песня, слова ее и бесхитростный мотив до боли знакомы:

По высоким Карпатским отрогам,Там, где Выстрица — злая река,По звериным тропам и дорогамПробирался отряд Ковпака.Он шумел по днепровским равнинам,Там, где Припять и Прут голубой,Чтобы здесь, на Карпатских вершинах,Дать последний, решительный бой.

Дед остановился. Печаль и отрада звучали в его голосе, когда он произнес тихо:

— Слыхал, Платон, о чем люди поют?

Воронько молчал… А старик продолжал говорить негромко, словно сам с собой:

— Песня-то ведь твоя, Платон! Наша, собственная… Ну и времечко же ты выбрал тогда для стихов! — Он покрутил головой, словно самому себе не веря, что такое могло быть на самом деле. — Бог ты мой, чего только мы не вытерпели, а? Нипочем не могу теперь вот, сейчас представить, как мы смогли такое одолеть и живы остаться! Просто ума не приложу, веришь? Вокруг — смерть, голодуха нас вот-вот доконает, хлопцы насилу таскают ноги, а хвост, понимаешь, трубой держат, песни затягивают…

Смеялся Ковпак, ему вторил Воронько, улыбнулся бы, завидев их в эту минуту, любой другой, даже если бы не знал, что один из этих двух — вчерашний генерал легендарного партизанского войска, сам ставший при жизни легендою, а второй — его бывший партизан…

<p>С ВЕРШИНЫ</p>

Подходит к концу рассказ о человеке удивительной жизни. Сказать, что она исключительна, — ничего не сказать. Все дело в том, что ее исключительность — в ее типичности. Как и учитель-гуцул, встретившийся Ковпаку в Карпатах, он и сам рождался дважды: в 1887 и в 1917 году. Его личная судьба — это судьба великого множества Ковпаков, которых Октябрьский ураган взметнул из бездонных социальных глубин к самым вершинам жизни, в корне преобразованной этим ураганом, сила которого крылась в них же самих — миллионах Ковпаков, познавших ленинскую правду и утвердивших ее навеки.

Ковпак-партизан — личность уникальная. И это при всем том, что война выдвинула и других партизан, так же ставших и Героями Советского Союза, и генералами. Разумеется, и Ковпак, и любой иной из выдающихся партизанских военачальников обладали такой суммой личных качеств, какая была совершенно необходима для роли, в которой им пришлось выступить. Иначе никто из них, включая и Сидора Артемьевича, не смог бы стать тем, кем стал. А стали они людьми подвига, выросшего из нормы поведения, в свою очередь определяемого мировоззрением нового — советского и социалистического — общества.

Оптимизм, жизнелюбие Ковпака поражали даже людей, близко знавших его; они порой, сами того не замечая, завидовали несокрушимому духовному и душевному здоровью Сидора Артемьевича. Оно проявлялось во всем и всегда, особенно в крутые моменты жизни, а их Ковпаку выпало — хоть отбавляй.

Почти полвека назад Ковпак возглавил один из первых колхозов на Павлоградщине — в селе Вербки. То было время решительной ломки вековечного уклада сельской жизни, и опыт в таком деле, конечно, приходил через трудности, ошибки, промахи. Работать приходилось в накаленной обстановке острейшей классовой борьбы. Именно в те дни павлоградская окружная газета выступила с корреспонденцией под хлестким заголовком: «Где Ковпак — все не так». Конечно же, Сидора Артемьевича немедленно вызвали к секретарю окружного комитета партии.

— Что скажешь насчет выступления газеты?

— А то скажу, что все правильно и хорошо в ней. Я именно так и впредь буду делать, как в ней сказано…

— То есть?

— Все наоборот!

— Как так?

— А так: кулачье хочет одного, а я — наоборот. Вот и все.

— Погоди, погоди! Давай по существу сказанного в статье. Правда это?

— Ах, это? — Ковпак невозмутимо кивнул. — Так это просто выдумка.

— Ты что?

— А то, что сказал: выдумка! И прибавлю: к счастью, потому что не дай бог, если бы это правдой было, меня тогда из партии гнать следовало бы! — Он в упор посмотрел на секретаря. — Пересолили хлопцы, не подумали, кому это на руку. Я-то понимаю, на них не в обиде, а кулачье радуется! Ничего, зря торопятся, мы свое дело знаем и своего им не уступим. Не для того поставлены! — Ковпак передохнул и закончил: — Не сомневайся, товарищ секретарь, где Ковпак — там будет именно так!

Конкретная проверка всех обстоятельств дела доказала полную правоту Сидора Артемьевича и ошибку газеты…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии