Ковпак

Вооруженные националисты подчас представляли для ковпаковцев б'oльшую опасность, чем немцы: они лучше знали местность, не боялись ни морозов, ни лесных чащоб, хитро маскировались при надобности под мирных жителей, располагали хорошей разведкой.

Откуда взялась эта нечисть на советской земле?

После разгрома белогвардейцев и интервентов остатки петлюровских, махновских и прочих банд бежали от расплаты за кордоны. Здесь их сразу же взяли на содержание разведки империалистических государств. Вышвырнутые за пределы СССР, но не потерявшие надежды повернуть вспять колесо истории, «идейные противники большевизма», «борцы» за «вильну, самостийну» Украину шаг за шагом превращались в обыкновенных шпионов, диверсантов и убийц, оплачиваемых Лондоном, Парижем, Варшавой, Бухарестом. Наиболее тесная связь установилась у этих предателей с Берлином, особенно после прихода Гитлера к власти. «Вожди» объявившейся на западе «Организации украинских националистов» (ОУН): преемник Петлюры Евген Коновалец, Андрей Мельник, Степан Бандера, «Тарас Бульба» — Боровец — все они были платными агентами гестапо.

На Советскую Украину оуновцы пришли вместе с немецко-фашистскими оккупантами в качестве их наемников. Подлинной опоры в народе у них не было, да и быть не могло, но определенная питательная среда имелась — в лице притаившихся до поры до времени последышей ликвидированных в целом эксплуататорских классов: помещиков, кулаков, торговцев, а также оказавшихся на свободе обычных уголовников. Большую и всестороннюю поддержку ОУН оказало антисоветски настроенное духовенство, в первую очередь старый австро-германский агент, глава униатской церкви Андрей Щептицкий.

С помощью фальшивых лозунгов, безудержной демагогии, а также прямых угроз и насилия оуновцам удалось сколотить так называемую «Украинскую повстанческую армию» (УПА). На словах целью УПА была освободительная война против иноземных захватчиков, на самом деле — руководимая и контролируемая гитлеровцами борьба с советскими (позднее и польскими) партизанами. Особенно многочисленными вооруженные отряды националистов были в западных областях Украины, которые менее двух лет входили в состав СССР. Здесь еще сохранились в значительной степени антисоветские элементы, а население в целом было гораздо менее сознательным и грамотным, чем на остальной территории республики.

Проще простого было относиться к этим националистическим отрядам как к врагам Советской власти. Дело обстояло сложнее. В рядах тех же националистов были тысячи трудовых крестьян, искренне полагавших, что они воюют за свободу своей родины против фашистских оккупантов и мифических большевистских комиссаров-безбожников. В одном из сел бойцы головного охранения взяли в плен несколько таких «сичевиков» из сотни атамана Крука. Допрашивал их сам Ковпак. Как вспоминает Войцехович, вначале разговор не клеился, пленные «дядьки» явно опасались, что их вот-вот отправят в расход. Перед Дедом стояло несколько угрюмых, почти неграмотных крестьян с тяжелыми, заскорузлыми руками хлеборобов. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: темные, запуганные, обманутые люди, не ведающие, кто стоит за их спиной. Они стояли перед Ковпаком молча, потупив взоры.

— Эх, темнота, темнота, — покачал головой Дед. — Ну вот хотя бы ты, — он ткнул негнущимся пальцем в сторону средних лет мужика. — Скажи, за что ты воюешь?

Тот ответил чужими, заученными словами:

— Как за что? За вольную и самостийную Неньку-Украину. За то, чтобы каждый украинец был в своей хате сам себе хозяин.

— А что, до войны в твоей хате еще кто-то хозяйствовал или ты приймак?

— Не, я хозяин.

— Сколько же земли ты имел от пилсудской Польши?

— Два гектара.

— А сколько Советская власть дала?

— С панского именья мне еще три гектара прирезали. Всего стало пять.

— А Крук откуда взялся? У него тоже земля была?

— Крук наш, тутошний. У него было гектаров пятьдесят. Советы забрали…

— Как так забрали? Прикарманили, что ли?

— Та нет, прошу пана, забрали и раздали тем, у кого земли было мало.

— Ну, это другое дело. А где той Крук был перед войной?

— В Неметчине, прошу прощения у пана генерала.

— Вот оно как! А тебе не кажется, хлопче, что у твоего батька сын был… как тебе сказать, чтоб не обидеть. Ну, малость мешком прибитый? Ты против кого воюешь?

— Против гитлеровцев.

— А я разве гитлеровец?

— Та нет.

— А как же получается? Ты воюешь против немцев, а твой Крук приехал с немецким обозом, чтобы забрать если не у тебя, то у таких, как ты, дурней свою землю. Ты что, не понимаешь, что собственными руками на свою шею ярмо надеваешь?

Пленный тупо смотрит в пол, не зная, что ответить. Но видно: в душе у него сумятица, разговор с партизанским генералом не прошел даром.

Ковпак приказал: этих пленных отпустить по домам.