Ковыль - трава степная

- Я еще в восьмом классе решила. - Наташка чуть отстранилась от него.

- Я тоже в восьмом! - обрадовался Женька. - Ты любишь небо? Нет, то есть самолеты? Истребители, штурмовики?

- Я их никогда не видела.

- Ну что ж! Это ничего! - поспешил успокоить ее Женька. - Это даже лучше! - добавил он и совсем сник.

Что "лучше" и почему "даже", он, хоть убей, не мог объяснить. Спрашивать стало не о чем, Надо о чем-то рассказывать. Женька совсем растерялся. Ничего сверхъестественного в его жизни не было, а об остальном она сама знала.

- Наташа, ты помнишь, как осенью мы с десятым "Б" в футбол играли? начал он. И, не дожидаясь ответа, обрадовавшись, что выход найден, заспешил: - Витьку Тарасова в нападение поставили, а меня в ворота. Судил Федорок Бредихин. И вот во втором тайме...

Вальс кончился. Женька вытянул шею в сторону оркестра и умолк. На какой-то миг стало совсем тихо. Потом в дальнем конце зала полными мехами вздохнул аккордеон и тихо загрустил!

Клен ты мой опавший, клен заледенелый, Что стоишь нагнувшись под метелью белой?

Глаза ребят сделались грустными и задумчивыми. Они обнялись за плечи и пели, раскачиваясь в такт песне. К ним стайками стекались одноклассники. Песня росла, набирала силы. И уже через минуту весь зал грустил светлой, зовущей в дорогу грустью:

Сам себе казался я таким же кленом, Только не опавшим, а вовсю зеленым,

Потупив голову, Женька стоял против Наташки и несмело переступал с ноги на ногу. Глаз не поднимал, боялся, что, как только взгляды их встретятся, она повернется и уйдет. Навсегда, совсем. "Лопух, недотепа!" мысленно клял он себя, но пересилить робость не мог.

Наташка не уходила. Смотрела в сторону поющих и чего-то ждала.

- Ты любишь петь? - спросила она, и щеки ее зарделись

- Да, - ответил Женька, не поднимая головы. - То есть голос у меня не очень... Я только сам себе, когда один в степи бываю, пою. Там просто нельзя не петь.

- А ты любишь бывать один?

- В степи да, а вообще нет. В степи можно мечтать о чем захочется и мечтается легко.

- Я тоже люблю мечтать, - сказала Наташа.

Женька опять мучительно искал тему для разговора и не находил. Он протянул свою руку и нечаянно притронулся к ее руке. Наташкина рука вздрогнула, но осталась на месте. Женька увидел ее глаза. Они показались ему печальными, "Ей скучно со мной. И чего я таким уродился! С девчонкой по-человечески поговорить не могу".

- Наташа... - он сжал ее пальцы.

- Женя! - откликнулась она. - А ты сейчас такой же, как тогда... Только не рыжий. Ты не обижаешься на меня за то, что я обозвала тогда тебя рыжим?

- Нет! Что ты, Наташа! Я на тебя ни за что не обижаюсь!

- Пойдем к Вере Алексеевне, я скажу ей, что в тот раз ты не был виноват. Что это я тебя оскорбила, а ты не выдержал и ушел с уроков.

- Натка! Ты самая хорошая! - Женька прижал ее руки к груди.

- Не надо, увидят. - Смутившись, Наташка отстранилась.

От счастья Женька был на седьмом небе. Он чувствовал, как счастье горячей волной заполняет сердце, мозг - всего его. Захотелось запеть во все горло, заглушить все остальные голоса, поднять Наташку на руки и провести ее через весь зал на виду у одноклассников, учителей, директора - у всех. Пусть смотрят, какой он сильный и счастливый! Никогда в жизни не испытывал такой радости Женька. Даже кружилась голова и как-то сладко ныло в груди. Кроме Наташки, он уже никого не видел и не слышал. Ему стало душно и тесно под крышей школы.

- Пойдем погуляем! - предложил он.

- Пойдем! - охотно согласилась Наташка.

Чем-то недовольный, подошел Витька Тарасов и задержал их. Потер затылок и, глядя в пол, буркнул:

- Есть вино. Пойдем выпьем, что ли, Жек!

- Вить, оставим на завтра, ладно? - умоляюще глянул на него Женька.

- Когда завтра? Когда завтра? - вспылил Виктор. - Завтра я еду. Понимаешь, еду! Может быть, совсем, навсегда!

- Вить, ну пожалуйста! - взмолился Женька. - Подожди полчасика.

Вновь заиграл оркестр. Витька махнул рукой и пошел в другой конец зала. На мгновение Женька замешкался. Что делать? Идти танцевать или гулять? Потом решительно увлек Наташку к выходу.

В школьном саду стояла предутренняя тишина. На верхушках яблонь дремал туман и в призрачном свете луны лишь слегка трепетал, как невесомая воздушная фата невесты. Меркнущим, притушенным светом роились звезды. Пахло росной травой, яблоневым цветом и еще чем-то весенним, радостным, волнующим.

.... Наташка порывисто высвободила спою руку из Женькиной и побежала в глубь сада. Он смотрел, как мелькает меж деревьев ее платье, тает в сумерках, и не мог сдвинуться с места. Стоял как завороженный. В голове мелькали какие-то отрывочные мысли. Они были будто не его, чужие. "Наташа!" - хотел крикнуть он, но набрал в рот воздух, как воду, проглотил его и промолчал.

- Наташа! - шепотом сказал Женька и сжал ладонями виски. - Откуда ты взялась такая?