Ковыль

В полёте Чугунов спал, в момент, когда в вертолёте началось беспокойство, проснулся от нестерпимого желания помочиться и был несказанно рад, когда мотор заглох: «Скорей бы ё…!» Чугунов ждал удара машины о землю со сладкой мукой скорого облегчения.

Посадка

С последним выхлопом двигателя Васильев отключил подачу бензина и перевёл положение лопастей несущего винта в режим авторотации. Ручку – немного от себя. Машина послушно опустила нос и в пологом пике заскользила всё быстрее и быстрее, к виднеющейся вдали тёмной извилистой полосе леса. Александр рассчитывал найти у берега неизвестной ему речушки площадку, пригодную для посадки. Он, ему казалось, уже угадывал два рыжих пятна мари, две продолговатые проплешины среди лиственниц и берёз, где, возможно, было их спасение. Запас скорости и высоты позволял ему надеяться, что желанная поляна не окажется недосягаемой.

Страха и сомнений Васильев не испытывал. «Ничего, бывало и хуже», – мысленно повторил он сказанную Соломину фразу.

Хуже бывало, когда на соревнованиях по боксу опытный мастер загонял его в угол канатов и пытался там нокаутировать. Но ещё, пожалуй, было труднее на тренировках с Агеевым. Агеев чувствовал симпатию тренеров сборной страны к молодому боксёру и в тренировочных боях с ним старался показать всем сомневающимся, что именно он является главным кандидатом в олимпийскую сборную страны в среднем весе. Не шлём на голове, который приходилось надевать на тренировках, спасал Васильева, а феноменальная реакция и самообладание. Загнанный в угол, он всё-таки успевал уклоняться от жёстких, хорошо поставленных ударов великого мастера, успевал контратаковать и всегда выходил из трудного положения с честью.

…Если бы не та нелепая драка в деревне, после которой Васильев был дисквалифицирован, неизвестно, кто бы поехал в Токио: Агеев или он, Васильев. Агеев стал олимпийским чемпионом… А дивчина была хороша. Не зря деревенские парни вызвали Александра из клуба на улицу, и после того, как он отказался оставить чужую подругу в покое – танцевали они с незнакомкой почти неразлучно весь вечер, – парни пустили в ход не только кулаки, но и оторванные от ограды штакетины. Одного Александр нокаутировал ударом в голову, сбил с ног ещё двоих, но получил удар по голове сзади и, падая, чтобы не прилетело во второй раз, достал одного кулаком ниже пояса. Тот уже не поднялся…

Васильев взглянул на барограф и увидел, что и Носов смотрит на ленту самописца, бесстрастно регистрирующую высоту, на которой находился вертолёт в каждую минуту с начала вылета. Перо только что миновало высшую точку, и линия неотвратимо поползла вниз.

Пилоты переглянулись, штурман за их спинами переступил с ноги на ногу. Они не могли не думать о том, что будет после посадки, если она окажется благополучной, что они станут говорить комиссии по расследованию чрезвычайного происшествия и как их слова будут согласовываться с показаниями приборов и записями диспетчера. Вскоре после вылета из Туры командир связался с диспетчером в Ванаваре, сообщил ему, что намечается посадка без уклонения от маршрута, получил добро. Когда снова поднялся в воздух, опять доложил, что продолжает движение по прежнему курсу.

– Понял, – отозвалось в наушниках, – до связи, Саша.

Теперь надо было предупредить землю, что экипаж идёт на вынужденную посадку, чтобы, по крайней мере, знали, где их искать, но командир молчал, ожидая каждое мгновение запроса из Ванавары. Время полёта заканчивалось, и Сорин, диспетчер, мог забеспокоиться. «Подожди ещё пять минут, Андрюха!» – мысленно попросил друга Александр.

Удерживало его то, что он не мог – вот позор! – назвать точного местонахождения вертолёта. Если бы у него была карта всей Сибири, он мог бы обнаружить, что красный сигнал тревоги настиг их точно посредине прямой, соединяющей южные оконечности двух великих озёр – Байкала и Таймыра. Но он не знал, в какую сторону и насколько они ушли от прямой, прочерченной на пятисотке, пятикилометровой карте, между посёлками Тура и Чуня. Кроме того, у него теплилась надежда не только на благополучную посадку, но и на то, что потом каким-то необъяснимым образом они выкрутятся из этой неприятной ситуации. И тогда о ЧП не узнают в авиаотряде, будто его и не было вовсе.

Александр повернулся к штурману:

– Володя, попроси Михеича посмотреть крепёж бака, всё тяжёлое чтобы не болталось и пассажиры…

– Есть!

Через минуту голова Гардера появилась в кабине.

– Командир, батя уже всё сделал.

– Добро, – кивнул Александр, – ты тоже ремнём… Нет! Спустись в салон!

– Но…

– Быстро!

Гардер исчез.

Пикирующий, словно в атаке, вертолёт стремительно нёсся к поляне, но точка пересечения его траектории с землёй явно не дотягивала до спасительной рыжей мари. Снизу мелькали деревья, а впереди узкой полоской марь пересекалась частоколом полузасохших деревьев. Александр потянул ручку на себя. Машина послушно сделала горку, и деревья мгновенно ушли вниз. Перелетев через препятствие и потеряв на этом скорость, вертолёт медленно, настороженно пополз к зелёной стене могучего ельника.