Козел отпущения

-- Однажды я уже проделал этот путь, но на этот раз мне было куда легче. Никаких часовых на дорогах, никаких застав, никакой колючей проволоки. И вместо кучки парней, которые, стоило им пригрозить, выдали бы меня, -- его преподобие господин кюре, случайно проезжавший мимо. Вы должны признать, что счастье всегда на моей стороне. Я правильно сделал -- вы согласны? -- что пришел вооруженным. Этот пистолет -- единственное, что я не оставил в чемодане, когда покидал Ле- Ман.

Он пододвинул к нам два стула из тех, что Бланш утром вытащила из груды мебели.

-- Садитесь, -- сказал он, -- вам не обязательно держать руки вверх. Это не угроза, просто предостережение. Я не расстаюсь с оружием с сорок первого года.

Он сел на второй стул верхом, лицом ко мне. Спинка стула служила хорошей опорой для пистолета.

-- Значит, вы решили избавиться от меня и остаться в Сен-Жиле? Внезапная перспектива получить наследство оказалась слишком большим искушением. Я вам сочувствую. Я испытал то же самое.

ГЛАВА 26

Я не видел его глаз, только расплывчатое пятно лица -- моего лица. Хотя во мраке его присутствие казалось еще более зловещим, мне почему-то было легче его стерпеть.

-- Что произошло? -- спросил он. -- Как она умерла? В газете, которую я прочитал утром, сказано: несчастный случай.

-- Она упала, -- ответил я, -- из окна своей спальни. Уронила на карниз медальон, который вы привезли ей из Парижа, и пыталась его достать.

-- Она была в спальне одна?

-- Да, -- сказал я. -- Дело расследовалось в полиции. Полицейский комиссар был вполне удовлетворен результатами и подписал свидетельство о смерти. Завтра тело привезут обратно в Сен-Жиль, в пятницу будут похороны.

-- Об этом было в газете, -- сказал он. -- Потому я и вернулся.

Я промолчал. Домой его привели не похороны жены, а то, что последует за ними в результате ее смерти.

-- Знаете, -- сказал он, -- я не ожидал, что вы справитесь. Когда я оставил вас неделю назад в Ле-Мане, я думал, что вы отправитесь в полицию, выложите им свою историю, и, в конце концов, хоть объяснить толком вы ничего и не сможете, они вам поверят. А вместо этого, -- он рассмеялся, -- вы умудрились водить всех за нос в течение семи дней. Примите мои поздравления. Как бы вы пригодились мне лет двенадцать -- пятнадцать назад! Скажите, никто так ничего и не заподозрил?

-- Никто, -- сказал я.

-- А моя мать? И девочка?

-- Меньше всех остальных.

Я сказал это со странным удовлетворением, даже злорадством. Никто не ощутил его отсутствия, никто не сожалел о нем.

-- Интересно, -- сказал он, -- до чего вы докопались. Меня страшно забавляет мысль о том, например, как вам удалось управиться с Рене: еще до того, как я уехал в Париж, она изрядно мне надоела. И как вы осушили слезы Франсуазе. И пытались ли с неуместной учтивостью заговаривать с Бланш. Что касается матери, с ее нуждами в дальнейшем будет иметь дело врач. Естественно, не наш, а специалист. Ей придется переехать в клинику. Я уже начал переговоры на этот счет в Париже.

Я поглядел на дуло пистолета на спинке стула. Нет, мне не удастся добраться до него. Скорый на руку, как и во всем остальном, он меня опередит.

-- Графине незачем уезжать в Париж, -- сказал я, -- хотя, вероятно, она будет нуждаться в медицинском уходе дома. Она хочет бросить наркотики. Я просидел у нее всю прошлую ночь. Она сделала первую попытку.

Я чувствовал во мраке, что его глаза прикованы ко мне.

-- Что вы имеете в виду? -- спросил он. -- Вы просидели у нее всю прошлую ночь? Для чего?

Я вспомнил свое кресло возле кровати, ее полусон, тишину, грозные тени, которые, казалось, таяли и исчезали на глазах. Рассказывать ему об этой ночи было нелепо. Сейчас все это выглядело банальным. Я ничего не добился, ничего не дал ей, кроме спокойного сна.

-- Я сидел рядом с ней, и она спала, -- сказал я. -- Я держал ее руку.

Его смех, заразительный и вместе с тем нестерпимый, разнесся по темной комнате.

-- Мой бедный друг, -- сказал он, -- и вы воображаете, будто так можно вылечить морфинистку? Сегодня вечером она будет буйствовать, и Шарлотте придется дать ей двойную дозу.

-- Нет, -- сказал я. -- Нет!

Но меня охватили сомнения. Когда я оставил ее спящей в кресле, у нее был больной и измученный вид.

-- Что еще? -- спросил он. -- Расскажите мне, что вы еще натворили.

Что еще? Я порылся в уме.

-- Поль, -- сказал я. -- Поль и Рене. Они уезжают из замка, уезжают из Сен-Жиля. Они будут путешествовать. Полгода или год, по меньшей мере.

Я видел, что он кивает.

-- Это развалит их брак еще быстрей, -- сказал он. -- Рене найдет любовника, которого уже давно ищет. Поль будет чувствовать себя еще большим ничтожеством. Выпустите его в свет, и все увидят, что он провинциал и мужлан, а пока об этом знает лишь он сам. Простите, но это бестактно: никакой деликатности, никакой душевной тонкости. Дальше.