Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

— Ослепительный, яшасын! — крикнул тот, заворачивая голову в тюрбане между плечами стражников. — Пусть бог Тенгрэ продлит твои дни до бесконесности…

Полог откинулся и сразу плотная ткань закрыла вход. Снаружи донеслись возбужденные голоса, это кебтегулы определяли осужденного в руки палача, место которого было рядом с шатром. Затем отверстие входа окрасилось вновь красными отсветами от костров, стражники со склоненными головами поспешили занять места за спинкой трона.

— Саин-хан, твой брат Шейбани с другими царевичами скоро должен подъехать на большой совет, — напомнил джихангиру Субудай-багатур, он опустился наконец-то на ковер и поджал под себя ноги. Из впалой груди вырвался вздох облегчения, после чего он продолжил. — Нам нужно продумать все до мелочей, чтобы не насторожить тайной встречей Гуюк-хана, иначе он подумает, что против него замышляется заговор и опередит тебя с дурной вестью в Каракорум.

Бату-хан согласно кивнул, в глазах у него появилась какая-то мысль, которой он тут-же поделился со своим учителем:

— Я сейчас же пошлю к нему вестовых с предложением помощи, а если он ее отвергнет из-за непрниязни ко мне, то вестовые ему объяснят, что решение принималось совместно с другими царевичами-чингизидами, пусть тогда он прибудет сюда и послушает их доводы. Это послужит оправданием нашей тайной встречи с Шейбани-ханом без него, и успокоит в мыслях по поводу заговора, — джихангир снова подался вперед. — Нам нужно решить множество вопросов по возвращении войска в орду без потерь, от обоза приходят известия, что там начали бросать повозки с добром, потому что днем солнце взялось припекать и колеса стали вязнуть в сыром снегу. По утрам и по вечерам снег схватывается еще морозами, не давая коням пробиться копытами к прошлогодней траве, а зерна и сена на всех давно не хватает. Весна в урусутских краях наступила раньше обычного, если дороги развезет, то мы можем задержаться здесь до тех пор, пока они не подсохнут. И это будет наш позор.

— Ты прав, мой молодой господин, так-же рассудил бы и твой дед, Великий Потрясатель Вселенной, да будет ему раем Вечное Синее Небо, — согласился старый полководец. — Если бы не Тыржик, этот маленький город, под которым нам пришлось задержаться на четырнадцать дней, войско успело бы перейти по снегу самые широкие урусутские реки и без потерь оказаться на степных просторах. А теперь нам придется лишиться большей половины добычи, захваченной воинами, потому что тащиться со всем этим добром по надвигающемуся к нам с юга половодью будет невозможно.

— Да, это так, — кивнул головой джихангир. — А если мы задержимся и возле Козелеска, то этот вопрос осложнится еще больше.

— Теперь все зависит от Гуюк-хана и его правой руки Бурундая, — добавил Субудай-багатур. — От их воинского умения брать крепости без нашей помощи.

Широкое лицо Бату-хана снова стало наливаться дурной кровью, он нервно подергал щекой:

— Этот выскочка способен только держать нож за пазухой и нападать со спины, — прошипел он сквозь редкие зубы, вспоминая случай, произошедший в его шатре перед взятием столицы урусутов Ульдемира, когда был убит в окрестностях Коломны самый младший из чингизидов Кюлькан, погнавшийся за отрядом конных урусутов и попавший в их засаду. Тогда вместе с ним были опущены в могилу живыми, кроме его любимых лошадей, сорок самых красивых урусутских девушек-девственниц. А Гуюк-хан после этого нашел еще один повод, чтобы обвинить джихангира в гибели царевича, и наброситься на него с кинжалом в присутствии других чингизидов. Тогда все обошлось без единой царапины на непримиримых врагах, но этот факт не давал никакого повода для успокоения. Саин-хан сузил тонкие губы в белую нитку. — Крепость Козелеск должна быть взята этим хитрым манулом-степным котом, ублажающим себя, как и царевич Бури, турсуками хорзы и орзы и меняющим женщин по десятку за одну ночь.

Непобедимый вскинул круглую голову с натянутым на нее собачьим малахаем, глубокие морщины на его лице собрались в маску полного одобрения высказанному хозяином шатра, что бывало довольно редко. Он почувствовал вдруг, что за утверждением о безоговорочном взятии крепости должен последовать вывод, доступный только людям, одаренным большим умом. А джихангир продолжал:

— Мы не имеем права оставлять в стране урусутов ни одного города, оказавшего нам сопротивление, не взятого нами и не разрушенного до основания. Это может послужить примером для врагов, оставшихся в живых, чтобы они начали собирать против нас новое войско и отказа урусутов платить дань, которой мы их обложили.

Старый полководец закачался на ковре взад-вперед и издал громкое восклицание, не в силах сдержать радости, возникшей в его впалой груди от последних слов ученика:

— Сейчас ты абсолютно прав, саин-хан! — воздел он руки вверх, с трудом поднимаясь с места. — Это слова не просто великого полководца, а государственного мужа, думающего о своем народе на века вперед.