Кожа

– Да, зажил волнами. У меня на спине грецкий орех в разрезе. Все было ок в раннем детстве. Но после первых месячных начали появляться шишки. Сначала выросла на пояснице, где кожа соприкасалась с поясами штанов. Жировик-фасолина. Хоть мне было еще четырнадцать, меня как-то определили во взрослую больницу, к лучшему хирургу города. Оперировали под местным наркозом, медсестра держала меня за руку, спрашивала, как я. Мама принесла доктору коньяка и конфет. Не помню – до или после. Операцию мне сделали в пятницу. Рана очень чесалась. Я не выдержала и почесала ее пару раз. И почувствовала, как она намокла. Показала маме вечером. Она сразу меня отвела в эту же больницу. Того хирурга не было, а дежурил практикант. Он сказал, что о-о-о-о-о, разошлись швы, и что не будет ничего делать, и чтобы я приходила в понедельник, когда врачи выйдут на работу. По-моему, он даже не поменял намокший от крови бинт. Дома мне обработали кожу вокруг раны зеленкой. Это было сложно – снова все организовывать во взрослой больнице. Моя бабушка работала в детской поликлинике. В понедельник меня повели туда. Принимали хирургиня, бодрая старушка, и медсестра, моложе. Поликлиника занимала первый этаж желтой пятиэтажки. Длинная, с широким входом под грибом-крышей, с тяжелыми деревянными дверьми. Тут даже был сделан въезд – или скорее ввоз – для колясок. Внутри висели иллюстрации для детей и детьми нарисованные, был даже какой-то игральный уголок с коляской и коричневым медведем из гладкой, но шерстяной блестящей ткани. Коридоры бледно-желтые, с фикусами и занавесками на половину окон. Я много болела и просто приходила к бабушке на работу, поэтому часто там тусовалась. И в тот понедельник тетеньки положили меня на стол в своей операционной. Прямо над столом зияла огромная дырища в потолке. В ней виднелись трухлявые доски перекрытий. Короче, операционная была в аварийном состоянии. Я потом видела ее в новостях на втором канале. Меня оперировали аккуратно, но без наркоза: его почему-то нельзя было делать. Может, потому что рана открылась. Ее промыли, а потом зашивали наживую. Было неловко – и я не плакала. Казалось, что я уже очень взрослая. На коже спины остался бугристый шрам. Потом я ходила в эту поликлинику на электрофорез. Это был мой любимый кабинет. Вытянутый, как кишка, с лабиринтом помещений из множества красных занавесок. За каждой хранился чудесный целительный гаджет. Это походило на аттракционы с волшебными комнатами. Когда я выросла и посмотрела «Твин Пикс», я поняла, что это вылитая Красная Комната. Иногда гаджеты светились желто-инопланетным цветом. Как в «Секретных материалах». Медсестра заводила меня в одну из Красных Комнат. Там стоял такой прибор с колесиками, переключателями и проводками. Я ложилась на кушетку. Медсестра клала мокрую тряпочку на мой плохо заживающий шрам, сверху – клеенчатую блямбу, от которой тянулись проводки. Дальше она врубала рубильник и уходила минут на десять. Ток покалывал и грел шрам. Я лежала, думала о чем-то своем или подслушивала, о чем говорят медсестры – иногда их было две. Звенел будильник. Выходило время моей процедуры или кого-то еще, кто прогревался в Красной Комнате. Шрам так толком и не зажил. Точнее, зажил волнисто. Грецким орехом. Этот электрофорез ни фига не сработал.

Мы немного полежали молча. Потом Братец Череп сказал:

– Мне скучно! Давай-ка потанцуем!

– Ну я не знаю, Братец Череп. Музыки нет. И как ты будешь танцевать – у тебя нет костяных ног.

– Придумаю что-то. Что включить?

Я огляделась. Вокруг валялась ровная сухая земля, на которой лежало ровное белое небо. Включать было нечего.

– Так что?

– Ну я не знаю…

– Без музыки не потанцуешь!

– Ну, хорошо… АИГЕЛ – «Тело». Я люблю под нее танцевать. Хотя нет, давай Beyoncé – «Freedom».

В небе мелькнуло что-то, будто молния. И вокруг откуда-то непонятно откуда, но и сверху, и с боков, и от земли зазвучал вступительный марш «Freedom». Потом послышался голос Мартина Лютера Кинга. Дальше запел хор. Я тяжело поднялась и стала танцевать, тоже тяжело и неуклюже. Ноги и руки слушались плохо, но мне нравилось двигаться под песню. Братец Череп перекатывался с одного своего костяного бока на другой или катался через голову. У него получалось не смешно, а даже красиво. Музыка становилась громче. Когда вступил Кендрик Ламар, мои силы совсем иссякли. Я остановилась и села. «Freedom» продолжалась. Череп откатился довольно далеко и там танцевал.

– Братец Череп, у меня совсем нет сил.

– Что?!

– У меня нет сил! И я не понимаю почему!..

– Don’t let the Boo hag ride ya!

– Чего?!

– Don’t let the Boo hag ride ya!

– Don’t what?!

Братец Череп не отвечал и продолжал танцевать, даже когда «Freedom» закончилась. Я снова легла на землю и заснула.

* * *