Кожное лекарство (ЛП)

Вокруг появятся лишь доктора, принадлежащие компании, жильё, принадлежащие компании, и конюшни, принадлежащие компании. А если всё предприятие провалится, то будет ещё и гроб, принадлежащий компании, закопанный в землю, принадлежащую компании.

Люди станут приходить сотнями, чтобы продать души гибельному Богу Компании.

Многие погибнут в шахтах — от обвалов, газа, взрывов или от опасного оборудования — но компаниям будет на это глубоко плевать, ведь к ним выстроилась очередь из десятков других добровольцев, готовых приступить к работе, как только с их дороги уберут очередной труп.

Вот он — Уиспер-лейк.

Огромный человеческий улей, в котором плоть и кровь дёшевы, как песок в пустыне, а богачи-владельцы и их советы директоров сидят в высоких кабинетах в белоснежных накрахмаленных рубашках. Они никогда не заботились о том, сколько крови было на их руках; её всегда можно смыть. А если зелёная река достаточно широка, то она всегда затмит собой кроваво-красную.

Уиспер-лейк.

Выгребная яма, где человечность можно было купить, как шкуру или шлюху. Добавить ко всему сочетание убийств проституток, мормонов, линчевателей, кучку сорвиголов — и вот вам неприятности, которые сами просятся навстречу.

Такова была голая правда Уиспер-лейк, и Кейб её знал.

Ободранный до костей, кровоточащий скелет городка, насквозь пропитанного коррупцией. Великолепное место для Душителя Города Грехов.

Кейб смотрел из окна своей комнаты на грязную улицу и ждал.

Возможно, Душителя.

Возможно, чего-то ещё.

Но чем бы это ни было, Кейб чувствовал его приближение. И оно не предвещало ничего хорошего.

— 9-

Проститутку звали Кэтрин Модин, но жители Уиспер-лейк знали её как Миззи Модин или Грязную Миззи. За спиной её также называли «Королевой коготков округа Бивер», и подтвердить это мог далеко не один шахтёр с расцарапанной спиной.

Но в лицо её называли только Миззи.

И в основном из-за того, что она была обладательницей мерзкого характера и револьвера «Смит и Вессон» калибра.38, которым не боялась пользоваться.

Она убила одного мужчину и серьёзно ранила ещё троих.

Миззи была «свободной художницей» и работала на Пайни-Хилл, скрывающейся в тени мрачной серой шахты компании «Аркадиан»… Или «Саутвью». Или «Хорн сильвер»…

Её лачуга, пропахшая дешёвым виски, недорогими духами, запахом немытых тел и сексом за двадцать баксов, была широко известна.

Когда дул ветер, её хижина качалась и трещала, хотя иногда она качалась и трещала и без ветра.

И пусть жители города называли Миззи «работницей горизонтальной плоскости», сама она себя шлюхой не считала. Она продавала то, что послал ей Господь, с пятнадцати лет, проработав в десятках шахтёрских городков, фермерских угодий и военных складов от Западного Техаса до Территории Вайоминг, практически не пропустив на этом протяжении ни одного поселения.

Миззи считала себя кем-то вроде предпринимателя.

Возможно, так оно и было.

В Уиспер-лейк она обслуживала постоянный поток клиентов, которых не слишком заботило, куда приткнуть своё хозяйство. Они были просто рады, что такое место существует.

А для тех, кто с большим уважением относился к тому, что носит между ног, всегда можно было найти разукрашенную красотку в дорогом борделе, где за десять минут с иностранкой из Франции или Португалии мужчины были готовы выложить не менее четырёхсот долларов.

Миззи же была для мужчин альтернативным вариантом и готова была раздвинуть ноги перед любым, кто заплатит двадцать баксов, вне зависимости от расовой и культурной принадлежности.

А за двадцать баксов она была лучшей. Особенно в шахтёрском городке, где цены то и дело подскакивали вверх.

А если у вас не было двадцати долларов, она всегда была готова взять что-то в доплату. Будь то лошадь, корова, шкуры бизона, винтовка «Винчестер», церемониальный индейский кинжал или пара сапог из кожи ящерицы. Потому что в те дни, когда у неё не было клиентов, она продавала товары в своём магазинчике, а на хорошую вещь у неё был глаз намётан.

Некоторые ночи были забиты под завязку, а в некоторые она успевала заскучать.

Вот и сегодня было тихо, как в мертвецкой.

Потому, когда в дверь её лачуги постучали, Миззи довольно усмехнулась и уже начала подсчитывать в голове выручку.

Она быстро зажгла красные длинные свечи, затушила масляную лампу и приготовилась встречать джентльмена.

Он вошёл в её хижину с порывом ветра. Лицо его было бледным, как молоко, и на нём ярко выделялись тёмные усы и чёрные, пылающие, как угли, глаза. Мужчина был высоким, худым, в длинном до пят фраке и шляпе-котелке.

— Входите, входите, сэр, — произнесла Миззи. — Устраивайтесь поудобней. Меня зовут Миззи. Могу я предложить вам выпить, мистер…

— Нет, мадам, благодарю. Я здесь не для этого.

Райская музыка для ушей Миззи.

Она села на кровать — полная, крупная женщина, каждая грудь которой была размером с подушку, а лицо разрисовано ярче, чем цирковые шатры.

Её посетитель бросил двадцать долларов в стеклянную вазу для фруктов и положил шляпу и пальто на шифоньер.