Козёл Иуда

— Вот я не забыл о твоём дне рождения.

Табита с трудом приняла сидячее положение и потянулась за бутылкой водки и стаканом на тумбочке.

— Это потому, что ты идеален во всех отношениях.

Он отпустил момент и вместо этого, сквозь клубящийся дым и тени, окинул взглядом тело Табиты. Он любил её когда-то, не так ли? Может быть, он всё ещё это делал.

— Я буду дома утром. Постарайся прийти в себя, пока меня нет.

Она налила себе рюмку, поставила обратно.

— Да, я займусь этим.

Он двинулся к дверному проёму.

— Отдохни. Попробуй выйти из дома.

— Куда мне идти?

Это был хороший вопрос. Здесь так много мест, а иногда бывает совершенно некуда идти. Весь проклятый мир был потерян.

— Я не знаю.

— Мы — это всё, что у нас есть, — мягко сказала она. — Работаем с этим.

Несмотря на внезапную перемену тона, в полумраке, с растрёпанными волосами, смазанным макияжем и страдальческим выражением лица, она выглядела почти демонической.

Почти.

— Знаешь, я не уверен, что вернусь.

— Ты всегда говоришь это. Но ты всегда возвращаешься.

Он отвернулся, словно что-то на полу привлекло его внимание.

— Ты действительно собираешься работать?

Он кивнул.

— Лжец. Ты едешь в тот дом, который она тебе оставила.

Либо она видела через стену чемодан, который он упаковал ранее, либо его было так легко прочитать.

— Я не очень хочу ехать, но…

— А чего ты хочешь, Ленни?

— Мне нужно выбраться отсюда на некоторое время, кое-что обдумать.

— Ты едешь в дом, который оставила тебе эта сука?

— Не называй её так. Ты её даже не знала.

— Судя по всему, ты тоже.

Прямо за пронизанными тенями стенами город суетился вокруг них, непрерывный и равнодушный.

— Ты действительно собираешься это сделать? — наконец спросила она.

— Я должен, Таб.

— Твоя жизнь здесь.

— Какая жизнь?

— Вот эта, Ленни, вот она. Вот как это работает. Чего ты хочешь, чёртового парада, фейерверков каждый день, чего?

— Я устал так жить.

— Попробуй умереть.

— Ты так говоришь, как будто это единственные два варианта.

Её остекленевшие глаза моргнули, глядя на него сквозь темноту.

— Единственные.

2

К тому времени, когда он пересёк город, взял арендованную машину и двинулся в путь, было почти шесть часов. После полутора десятилетий превращения Нью-Йорка в его дом казалось немыслимым оставить всё это в поле зрения. И всё же он был там, уезжая от той небольшой безопасности, которая у него была, на пути к дому, в который он никогда не ступал, расположенному в городе, о котором он даже не слышал, в штате, в котором он был только один раз, ещё ребёнком. На самом деле эта идея вынашивалась у него в голове несколько месяцев. Шесть, если быть точным, так как имущество, оставленное ему Шиной, было передано по завещанию. Теперь, когда время прошло, Ленни стал полноправным владельцем имущества — дома. За те месяцы, что предшествовали этой ночи, он обдумывал идею просто продать его, даже никогда не увидев, но это казалось неуважением. Было в лучшем случае странно, что старая подруга, которую он не видел и с которой не разговаривал двадцать лет, оставила ему свой дом и всё, что в нём есть, тем более, что их отношения не закончились хорошо, но это был именно тот аспект ситуации, который убедил его поехать туда, прежде чем принять решение. Он должен был хотя бы увидеть это. Может быть, он мог бы остаться на некоторое время, отдохнуть от города, его ночной работы администратором на стойке регистрации в отеле с почасовой арендной платой в одном из худших районов Манхэттена, и отдохнуть от Табиты и всего стресса, остатки их отношений были причиной в последнее время. Буквальный призрак из его прошлого возник из тумана повседневного уныния, маня его в какое-то неизвестное место по неизвестным причинам, и он чувствовал, что у него нет другого выбора, кроме как слушать. Он так много ей должен. Он продолжал думать о ней на протяжении многих лет, и хотя он никогда не преследовал её, он много раз обдумывал идею попытаться найти её. В конечном счёте, он сделал всё возможное, чтобы похоронить всё это и жить дальше, но затем позвонил адвокат, чтобы рассказать о смерти Шины, её завещании и его наследстве, и всё рухнуло.

Эта новость поразила его сильнее, чем он мог себе представить. Ком, начавшийся у него в горле, переполз в желудок и засел там, вызывая у него тошноту и головокружение, а на глаза навернулись слёзы. Но Ленни не был уверен, были ли слёзы исключительно из-за Шины или он плакал и из-за себя. Тогда это едва ли имело значение. Бесчисленные мысли и воспоминания уже начали проноситься в его голове вихрем сожаления, отрицания и печали. Она вернулась, хотя и не так, как он хотел, а иногда и воображал, что могла, и теперь было слишком поздно говорить то, что ему нужно было сказать, слишком поздно, чтобы всё исправить.

Возможно, в её собственной странной манере этот жест, когда она оставила ему дом, был её попыткой сделать именно это.

Когда он пересекал мост Трайборо, огни большого города отражались и скользили по ветровому стеклу Chevrolet Impala, Ленни снова и снова прокручивал в голове прежние разговоры, словно чтобы убедиться, что они действительно имели место.