Вполне естественно, островитяне нашли это решение совершенно разумным: или афиняне уничтожат персов, или персы — афинян; в обоих случаях в мире станет одной докукой меньше. Поэтому они поклялись разными торжественными клятвами выплачивать небольшой ежегодный взнос в казну Лиги. Шляпу пустили по кругу, афиняне на собранные деньги построили еще кораблей и посадили на них афинские команды — работой обеспечен оказался практически каждый взрослый афинян, чуждый идее тяжелого сельскохозяйственного труда. Вскорости после этого, однако, островитяне начали примечать, что афиняне уже очень долго даже не приближаются к персам, а Великий Поход, казалось, выдохся; они прекратили выплачивать взносы и объявили, что вопрос закрыт.
Далее произошло следующее: под стенами той или иной островной столицы с весьма угрожающим видом появлялся афинский флот, давая понять, что пришло время сделать жест солидарности, запланированный на этот год. Когда островитяне пытались объяснить, что война закончена, афиняне изумлялись и отвечали: совсем наоборот — если дань (как теперь стали называться взносы) не будет немедленно выплачена вместе с компенсацией за услуги по осаде острова и значительной добавкой за лояльность, война тут же и начнется. Остров, будучи со всех сторон окружен водой, особенно уязвим для превосходящих морских сил; островитяне быстро сообразили, что им ничего не остается, кроме как платить или погибнуть. И поэтому они платили, а афиняне строили на полученные деньги еще больше военных кораблей и нанимали еще больше гребцов.
Так была создана Великая Афинская Империя, ранее известная под названием Антиперсидской Лиги, и некоторое время казалось, что никто ничего не сможет ей противопоставить. Афиняне могли закупать все необходимое зерно, никаких внутренних политических проблем не возникало, поскольку в Городе царила демократия, а флотскую зарплату получало большинство граждан. Кроме того, профессиональные гребцы жили большей частью в самом Городе или около него, а те афиняне, которые не хотели иметь с происходящим ничего общего и трудились на своей земле — в аттических деревнях, и были слишком заняты, чтобы тратить целый день раз в неделю на посещение Собрания. В те периоды, когда не приходилось грести особенно много, гребцы могли заняться обработкой собственных участков, что было не слишком трудно, поскольку флотские деньги позволяли им дождаться созревания виноградников и олив; и вот так афинская демократия приняла свою уникальную и неповторимую форму. Власть принадлежала беднейшей и самой многочисленной части населения, которая, естественно, всеми руками голосовала за систему, обеспечивающую им жизнь. Всякий, кто хотел преуспеть в политике, должен был дружить с гребцами и покупать их благоволение с помощью соответствующих мер или остроумных речей, а лучше и того и другого. Помимо раздачи бесплатной пшеницы на ступенях Пропилеи, возможности по приобретению симпатий гребцов ограничивались несколькими апробированными и грубыми методами, которыми мог воспользоваться кто угодно, и таким образом, политические речи стали любимым национальным времяпровождением афинского народа. У гребцов, не занятых в морских операциях, было полно свободного времени — наделы большинства из них по определению были маленькими и много труда не требовали (если бы у них было больше земли, они попадали бы в сословия тяжелых пехотинцев или всадников, слишком гордых, чтобы жить на доходы от государственного пиратства) — и потратить его они могли только сидя в Собрании с кувшином сушеных фиг, слушая красноречивых ораторов и время от времени голосуя за аннексию еще пары-тройки городов.