Козлопеснь

Когда они заканчивают и произносят магические слова «Три обола в день на жизнь», появляется Клеон собственной персоной — самая карикатурная маска, когда-либо виденная на сцене — и обвиняет обоих чародеев в заговоре с целью свержения демократии путем оказания ему помощи в оправдании завоевания Небес. Затем он мчится на Пникс, где произносит речь, а потом участвует в дебатах. Хор все не появляется — избиратели в Собрании ничего не говорят, поскольку их изображают рабочие сцены без масок. Затем Клеон, как только его закон проходит, хлопает в ладоши и возникает флот на колесиках, в шляпах в форме таранов и с пучками весел вместо рукавов.

Развязка наступает, когда весь этот флот отправляется на Олимп и берет Богов в осаду, так же как мы осаждали жителей Самоса, покуда они не сдались и не были проданы в рабство варварам. Зевса, например, продали египтянам, которым он требовался для создания дождя, Афродиту — сирийскому сутенеру, а знаменитый поэт Эврипид пришел купить несколько странных метафизических концепций, помещенных им в свои трагедии — разумеется, он остался с пустыми руками, поскольку они не существовали нигде за пределами его воспаленного мозга. В итоге ему пришлось купить Гермеса, поскольку с помощью бога воров и мертвецов он мог стянуть еще больше идей у своих предшественников-трагиков. В финале Клеон занимает трон Зевса, а флот укатывают прочь, чтобы пустить на слом и продать спартанцам (у которых Клеон все время был в кармане) на дрова.

Из этого изложения вы можете заключить, что это была скорее пьеса диалогов, а не хора, и это — мои личные предпочтения. Но особенно я был доволен Обращением к публике, когда глава хора снимает маску, выходит на край сцены и обращается напрямую к зрителям от имени автора. В этой речи я умолял граждан Афин не допустить, чтобы кампании на Сицилии (которой, как вы уже догадались, и была посвящена пьеса) не вышла из под контроля; что эти кампании — в чистом виде государственное пиратство; и хотя в этом нет ничего дурного per se, пускаться на подобные предприятия, не разобравшись окончательно со спартанцами — совершеннейшая дурость. Я говорил, что после того, как Спарта будет превращена в груду щебня, у нас будет целая вечность на завоевание вселенной; пока же нам следует заниматься первоочередными проблемами. Я напоминал каждому о катастрофе времен знаменитого Кимона, когда мы послали всю наши армию и весь наш флот обхаживать Египет, вместо того чтобы сконцентрироваться на борьбе с персами в Ионии, и в итоге потеряли их в болотах. Если это произойдет снова, говорил я, война будет неизбежно проиграна, а империя — потеряна, спартанцы разрушат Длинные стены и оставят город беззащитным.

Когда я показал пьесу Кратину (ибо в те дни я был юн и наивен), тот сразу пришел в скверное расположение духа, что показывало, что пьеса, по его мнению, хороша. Не верьте, будто великие поэты всегда готовы поддержать талантливых новичков; по моему опыту, чем поэт лучше, тем паранояльнее он относится к конкурентам. Так или иначе, я попытался добиться от него хоть каких-то комментариев, и он в итоге признал, что известные шансы на второе место в неудачный год — если все остальные представят фарсы — у пьесы имеются.

— Но ради Бога, — сказал он. — Измени парабасу. Эта сицилийская ерунда — полное дерьмо. Возражать имеет смысл против то, что действительно может быть принято. Никто в здравом уме не станет всерьез рассматривать план завоевания Сицилии.

Лично я считаю, что боги ненавидят разумных людей.

ШЕСТЬ

Помните ли вы Диогена, потомка Зевса — сына того скифа, у которого была интрижка с Мирриной, женой благочестивого Эвергета? Ну так вот, его старшего сына, который родился в один год и день со мной, назвали Диогенидом (»сыном потомка Зевса»). Всем было прекрасно известно, кем был его предок на самом деле, и он получил кличку Зевсик.

Я познакомился с этой примечательной личностью, когда собирал свой первый урожай оливок в Филе; он был одним из рабочих-поденщиков, искавших работу. Возможно, вас удивит, почему отпрыск столь знатной фамилии оказался низведен до положения наемного работника — ниже (за вычетом собственно рабства), падать некуда; вспомните, как Ахилл говорит в «Илиаде», отвергая славу: «лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый».

♦

Однако Зевсик стал жертвой семейных катастроф, которые могут превратить в руины и знатнейшие из домов. У его отца было семь детей, все сыновья, и ни один из них не умер в детстве.