Козлы

На седьмой день Марк выразил настоятельное желание самому погулять с псом. Элиза заперлась с телефоном в ванной, где и просидела один на один со своим унылым отражением в зеркале; зеленоватая подсветка лишь подчеркивала ее возраст.

Сначала Элиза сильно переживала. На одиннадцатый день печаль трансформировалась в гнев. Она даже позвонила Жан-Ми домой; жизнерадостное «алло» его жены оскорбило Элизу до глубины души. Она повесила трубку, не сказав ни слова.

Гулять с собакой она больше не выходила, но ее мобильный был всегда включен. На ночь она убирала звуковой сигнал, но зато не спускала с экрана бессонных глаз.

Спустя три недели горе и гнев уступили место апатии. Жан-Мишель? Он всегда был ей безразличен. Она любит своего мужа и детей, ей больше нечего желать.

На двадцать третий день Жан-Ми позвонил в обеденное время. Для разнообразия, пояснил он. Элиза упрекала его за молчание, он оправдывался работой, тем, что у Элизы есть муж, а у него жена. Ему надо было поразмыслить, заявил он, и сегодня он принял окончательное решение: им лучше остаться друзьями.

Сперва Элиза подумала, что такая честность заслуживает уважения, и только потом вспомнила, что именно он втянул ее во всю эту историю, и какие бы красивые слова он теперь ни произносил, они лишь прикрывают трусость и подлость. О чем она ему и сказала со всей прямотой. Он возражал, клялся, что никто и никогда не нравился ему так, как Элиза, но не может же он взять такой грех на душу — разрушить семью, в которой четверо детей. Он умел убеждать, умел польстить и выразиться так, что казалось, будто никогда прежде ничего подобного он никому не говорил. Элиза его простила.

В последующие несколько месяцев долгие беседы чередовались с внезапным необъяснимым молчанием. О дружбе уже и речи не было, признания становились все более пылкими, а безопасная дистанция, пролегавшая между ними, лишь подстегивала воображение. Дотянуться друг до друга они не могли, но тронуть за душу было им по силам. Элиза уже не сомневалась: с ней случилось нечто необыкновенное — в награду за тридцать девять лет, прожитых в серости.

Жан-Ми упорно откладывал их встречу, весьма туманно аргументируя проволочку. Он то мучился угрызениями совести, которые не вязались со смелыми речами, то его обуревала ревность. Что до Элизы, она наслаждалась запретным удовольствием, считая себя любовницей Жан-Ми.

Наконец в один прекрасный день оба проделали половину расстояния от Парижа до Марселя, чтобы встретиться в лионской гостинице. Невероятно взволнованные, они рухнули на постель, избегая смотреть друг на друга, и Жан-Ми сделал с Элизой все то, что не раз обещал сделать, пока их разделяли сотни километров. Элизе было не в чем его упрекнуть, все произошло так, как она мечтала. Как он заставил ее мечтать — используя исключительно силу слова.

Но за счастье всегда приходится платить, и Жан-Ми не замедлил предъявить счет. «Я старый, некрасивый, я тебя не стою», — ныл он ежедневно в телефонную трубку. Элиза разуверяла его, и тогда он принимался грозить разрывом: «Я женат. Эта история не про меня. Ничего у нас не выйдет». Элиза же, напротив, полагала, что, поскольку их связь никого и ни к чему не обязывает, она поможет им жить. Но переубедить Жан-Ми она не успела. Он внезапно исчез из поля зрения, точнее, из поля слуха, и на Элизу навалилась оглушающая унизительная тишина. В памяти постоянно всплывали их беседы, и в свете последних событий ей стало казаться, что все его слова были подчинены единственной цели — затащить ее в постель. При мысли о том, что он оказался расчетливым циником, ее била дрожь. Но самым ужасным было неведение, в котором он ее оставил: почему Жан-Ми с ней порвал? В своем горьком одиночестве она выстраивала самые разные гипотезы, но лишь напрасно себя мучила.

Элиза обсудила случившееся с Флоранс и Каролиной, но они не смогли ей помочь. Связалась с некоторыми общими знакомыми, но и от них толку было мало. Хуже того, Элиза разъярилась, услыхав, что у Жан-Мишеля все хорошо, живет себе по-прежнему, тихо, скромно.

Как не оплакивают пропавших без вести, пока не получены достоверные сведения о их гибели, так и Элиза не могла забыть Жан-Мишеля, пока у нее оставалась надежда поговорить с ним или снова увидеться.

Когда безумные планы вернуть Жан-Ми рухнули один за другим, Элиза погрузилась в отчаяние. Она сильно похудела — гнев пожирал ее изнутри. За неимением возможности обрушиться на Жан-Ми, она злилась на саму себя. В конце концов, глупо обвинять в предательстве человека, которому хватило осторожности — а может, низости — ничего ей не обещать.

Шло время, и в итоге чувство долга, обязательства — дети, муж, работа — вынудили Элизу вернуться к действительности. А потом наступил день, когда впервые за долгие месяцы она почувствовала, что довольна собой. Довольна и горда, потому что нашла в себе силы отправиться в путешествие со всей семьей, и эта поездка непременно принесет ей полное и окончательное исцеление. Воспоминания о Жан-Ми лишь слегка щемили сердце. Она снова стала образцовой женой.