Козлы

Я делаю успехи в изучении английского языка. Огромные успехи без малейших усилий. Казалось бы, это не имеет никакого отношения к Каролине. В действительности же имеет, и еще какое, поскольку английский я изучаю во сне. Самым естественным способом. Мы даже не подозреваем о возможностях нашего мозга, например, о том, что он способен усваивать информацию во сне. Вот почему те ночи, когда я не у Каролины, я, следуя методике «Ассимиль», засыпаю под включенную кассету.

Сегодня я решил использовать эту методику для того, чтобы меня наконец выслушали. Конечно, было бы лучше, если бы у меня хватило храбрости сказать ей, глядя в глаза, что я люблю ее и хочу быть с ней рядом всю жизнь, каждый день, а не только раз в неделю, и не в квартирке двумя этажами выше идиотского мини-борделя. Но, увы, я жутко боюсь ее улыбочки, а заодно боюсь обнаружить, что моя любовь к ней обратно пропорциональна ее любви ко мне.

Сначала я хотел записать признание в любви на пленку и дать ей прослушать, пока она спит, но, поразмыслив, решил довериться вдохновению, спонтанности, порыву. Когда дело доходит до объяснений, слишком гладкие и обдуманные речи вызывают у женщин недоверие. Даже у спящих женщин.

Я не принес ни цветов, ни вина. Вообще-то я не из тех, кто является с пустыми руками, но сегодня излишняя обходительность показалась мне неуместной — а вдруг это разозлит Каролину? С другой стороны, приди я с букетом, мне не пришлось бы двадцать минут мерзнуть на улице, дожидаясь, пока у Салли погаснет свет. Я не очень хорошо знаком с уличным этикетом, но вряд ли мужчину с цветами можно заподозрить в том, что он идет к проститутке. А тем более к трансвеститу.

Клиенты, мягко говоря, в очередь не выстраивались, поэтому Салли пришлось спуститься самой. Волоча огромные ноги, еле влезающие в башмаки, она, узнав меня, пошутила: «Вы ко мне? Заходите, не стесняйтесь!» Случайный прохожий как-то странно покосился на нас. Кошмар! Какой позор! Вдобавок Салли даже не потушила этот чертов красный фонарь!

Нормальный, уверенный в себе и в своем обаянии мужчина с легкостью объяснил бы свое опоздание. Вместе с любимой он бы весело и незлобиво посмеялся над этой историей, а потом они рассказывали бы ее друзьям… Впрочем, у нас с Каролиной нет общих друзей, поэтому я предпочел соврать: мол, поезд на двадцать минут застрял в туннеле метро. Она поверила. Мы поужинали, слушая музыку. Потом опять послушали музыку. И наконец занялись любовью, тоже под мелодичный аккомпанемент. Единственное, чего Каролина терпеть не может делать под музыку, — это разговаривать.

Сейчас она спит. Я легонько трясу ее за плечо, проверяя, насколько крепок ее сон. Она даже не шелохнулась, и это придает мне смелости. Во сне у нее ужасно трогательный вид, не то что у других женщин. Поверив в обещания навечно избавить их от морщин, они лоснятся в темноте от жирного крема.

Я, конечно, не Сирано, но в ночном сумраке и ко мне приходит вдохновение. Жаль, что за мной никто не записывает. Я шепчу ей на ухо, не дотрагиваясь до нее. Упорно повторяю одни и те же слова (это основной принцип методики «Ассимиль»). Нужно, чтобы в ее мозгу отложилось то главное, что послужит развитию наших отношений в верном направлении. Во-первых, она должна выехать из этого дома, соседство с Салли весьма неудобно, и перебраться в квартиру поприличней, желательно — мою. Во-вторых, выйти за меня замуж, как только я получу повышение, то есть через год, если все пойдет как надо. В-третьих, отказаться от плохо оплачиваемой работы кинодокументалиста и поехать со мной в Бельгию, где, судя по всему, я окажусь после повышения. И наконец, воспитать в счастье и радости трех-четырех детей. Со своей стороны, я клянусь не любить никого кроме нее, даже когда она постареет, потому что для меня она всегда останется молодой. В основном благодаря ее кроличьим зубкам и выражению глаз — они точно никогда не изменятся!

Я описываю ее тело, идеальное, как у античной мраморной статуи. Ее волосы, мягкие и золотистые, словно старинный шелк. И, убаюканный собственными словами, засыпаю, счастливый и преисполненный надежды.

Разбудили меня громкие голоса, доносящиеся с улицы, — значит, уже утро. Каролина переворачивается на другой бок, не открывая глаз, на ее губах блаженная улыбка.

Я вскакиваю, обеспокоенный уличной перебранкой. Как бы эта ругань не наложилась в голове Каролины на мое ночное выступление и не смазала эффект. Гляжу в окно и вижу: Салли в фиолетовой хламиде выгуливает на поводке свою противную болонку, крашенную в розовый цвет. Конфликт с хозяином немецкой овчарки разгорелся по поводу собачьих испражнений. Судя по размерам кучи, болонка тут ни при чем, следовательно, убирать не Салли, но вмешиваться в их спор я не желаю.

— Уже проснулся?