Где от крови земля промокла:(20)Перикла лавр, лавр Фемистокла;(21)По одушевлению, движению, богатству аллитераций, оригинальности и полнозвучности рифмы строки (20), (21) — настоящий Пушкин, а совсем не пародия. Это нечаянно вклинившийся в пародию фрагмент «совершенного» текста.
Кажется, что лев, забывшись на мгновение, выпустил когти, но тут же втянул их обратно:
Лети туда, Хвостов наш!сам.(22)Вообще говоря, эта романтическая устремленность на помощь сражающимся грекам — черта поколения. Но пушкинского, а не хвостовского. Весной 1825 года, когда была написана «Ода», Хвостову минуло 68 лет. Приглашение старику-вельможе
лететьсражаться за греков и снискать лавры древних героев — очередная пушкинская шалость.
Третья строфа. СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ
Помните, как подробно наш пиит уподоблял князя Дашкова
Галену? В духе Хвостова сравнивать несравнимое, и пародист с наслаждением использует это свойство прототипа. Через всю оду проходит сопоставление пиита Хвостова с поэтом Байроном. Пушкин так умело их путает, что порой непонятно, о ком речь. Мы думали, что строкаПевец бессмертный и маститый(13)относится к Байрону, а оказывается — к Хвостову. Гротеск Пушкина делает поэта и пиита конгениальными во всем. Вместе страдали они от завистников — «зоилов»:
Вам с Бейроном шипела злоба,(23)Купно внимали заслуженной, пусть и чересчур громкой славе:
Гремела и правдива лесть.(24)Заметьте:
лесть,но
правдива.Оба — титулованные особы:
Он лорд — графты!(25а)Наконец,
Поэты оба! (25б)Се, мнится, явно сходство есть.(26)Однако же что ни говори, но ощутимы и различия. В первую очередь они касаются личной жизни собратьев по перу. У Бейрона она беспорядочна, полна случайных связей, зато у Хвостова
Никак! Ты с верною супругой
6(27)Под бременем Судьбы упругой(28)Живешь в любви(29а)Супруга — бремя — упругость — любовь
— вот слегка завуалированный амурный ряд, выстроенный сугубо по-пушкински. Никакого хвостовианства.Все логично, ассоциативно точно, ясно по образу и звуку. От Хвостова здесь осталась лишь сноска, касающаяся его супруги:
6
Графиня А. И. Хвостова, урожденная княжна Горчакова, достойная супруга маститого нашего певца. Во многочисленных своих стихотворениях везде называет он ее Темирою (см. последнее замечание к оде «Заздравный кубок»).Второе различие между лордом и графом относится к разнообразию дарований, коими Творец наградил обоих гигантов. По поводу лорда сказано:
и наконец(29б)Глубок он, но единобразен,(30)А вот граф, во многом имея сходство с
Бейроном, все-таки милостью натуры счастливо превосходит британца: наш-то граф пообымчивее будет, то бишь куда как многограннее…А ты глубок, игрив и разен,(31)И в шалостях ты впрямь певец.(32)Впрочем, ведь и князь Дашков выгодно отличался резвой прытью танцора от
Галена,который, конечно, не был в состоянии заставить ТерпсихоруПлясать, как стены, Амфион;
Четвертая строфа. АНТИЧНЫЙ ЕРАЛАШ
В начале четвертой строфы Пушкин позволяет себе скромно вмешаться в им самим же созданный божественный дуэт Хвостов
—Бейронс тем, чтобы воспеть «заглавного» солиста.А я, неведомый пиита,(33)В восторге новом воспою(34)Во след пиита знаменита(35)Правдиву похвалу свою, (36)Пушкин уходит в тень Хвостова и до того сливается с ним, что имеет полное право поименовать себя
пиитом.Маскарад удался на славу. Поэт стал почти неотличим от пиита, а пиит буффонадно возведен в ранг поэта, ибо
знаменитый пиит, конгениальный Байрону, это, безусловно, поэт. Он, граф Хвостов, соискатель
нового лавра,достоин и нового воспевания. Он, внимавший когда-то сам друг с
Бейроном правдивой лести,пусть выслушает теперь
правдиву похвалу.Хвостовской хвале Дашкову шутливо вторит пушкинская хвала Хвостову.В этот момент пародист вспоминает, что прихотью воображения отправил графа в Грецию. Стремясь к ней, Хвостов непременно почтет своим долгом узреть места, связанные с пребыванием собрата
Бейрона,но облечет сие желание в чьи-нибудь ласкающие слух чужие стихи, то есть снова «подтяпает». Скажем так:Моляся кораблю бегущу,(37)Да Бейрона узрит он кущу
7,(38)