Козьма Прутков. Писатель, которого не было

Чиновник толстенький, не очень молодой,
По улице с бумагами под мышкой,
Потея и пыхтя и мучимый одышкой,
Бежал рысцой.
На встречных он глядел заботливо и странно,
Хотя не видел никого.
И колыхалася на шее у него,
Как маятник, с короной Анна.
На службу он спешил, твердя себе: «Беги,
Скорей беги! Ты знаешь,
Что экзекутор наш с той и другой ноги
Твои в чулан упрячет сапоги,
Коль ты хотя немножко опоздаешь!»
Он все бежал. Но вот
Вдруг слышит голос из ворот:
«Чиновник! окажи мне дружбу,
Скажи, куда несешься ты?» – «На службу!»
«Зачем не следуешь примеру моему —
Сидеть в спокойствии? Признайся напоследок!»
Чиновник, курицу узревши, этак
Сидящую в лукошке, как в дому,
Ей отвечал: «Тебя увидя,
Завидовать тебе не стану я никак;
Несусь я точно так,
Но двигаюсь вперед; а ты несешься сидя!»

Разумный человек, коль баснь сию прочтет,
То, верно, и мораль из оной извлечет.

В альбом N.N.

Желанья вашего всегда покорный раб,
Из книги дней моих я вырву полстраницы
И в ваш альбом вклею… Вы знаете, я слаб
Пред волей женщины, тем более девицы.
Вклею!.. Но вижу я, уж вас объемлет страх!
Змеей тоски моей пришлось мне поделиться;
Не целая змея теперь во мне, но – ах! —
Зато по ползмеи в обоих шевелится.

Осень

С персидского, из Ибн-Фета

Осень. Скучно. Ветер воет.
Мелкий дождь по окнам льет.
Ум тоскует, сердце ноет
И душа чего-то ждет.
И в бездейственном покое
Нечем скуку мне отвесть…
Я не знаю, что такое.
Хоть бы книжку мне прочесть!

Выдержки из моего дневника в деревне

Село Хвостокурово

28 июля. Очень жарко. В тени – должно быть, много градусов…

На горе под березкой лежу,
На березку я молча гляжу,
Но при виде плакучей березки
На глазах навернулися слезки.

А меж тем все молчанье вокруг,
Лишь порою мне слышится вдруг,
Да и то очень близко, на елке,
Как трещат иль свистят перепелки.

Вплоть до вечера там я лежал,
Трескотне той иль свисту внимал,
И девятого лишь в половине
Я без чаю заснул в мезонине.

29 июля. Жар по-прежнему…