Козьма Прутков

Где от крови земля промокла:

(20)Перикла лавр, лавр Фемистокла; (21)

По одушевлению, движению, богатству аллитераций, оригинальности и полнозвучности рифмы строки (20), (21) — настоящий Пушкин, а совсем не пародия. Это нечаянно вклинившийся в пародию фрагмент «совершенного» текста.

Кажется, что лев, забывшись на мгновение, выпустил когти, но тут же втянул их обратно:

Лети туда, Хвостов наш!сам.

(22)

Вообще говоря, эта романтическая устремленность на помощь сражающимся грекам — черта поколения. Но пушкинского, а не хвостовского. Весной 1825 года, когда была написана «Ода», Хвостову минуло 68 лет. Приглашение старику-вельможе лететь сражаться за греков и снискать лавры древних героев — очередная пушкинская шалость.

Третья строфа. СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ

Помните, как подробно наш пиит уподоблял князя Дашкова Галену? В духе Хвостова сравнивать несравнимое, и пародист с наслаждением использует это свойство прототипа. Через всю оду проходит сопоставление пиита Хвостова с поэтом Байроном. Пушкин так умело их путает, что порой непонятно, о ком речь. Мы думали, что строка

Певец бессмертный и маститый

(13)

относится к Байрону, а оказывается — к Хвостову. Гротеск Пушкина делает поэта и пиита конгениальными во всем. Вместе страдали они от завистников — «зоилов»:

Вам с Бейроном шипела злоба,

(23)

Купно внимали заслуженной, пусть и чересчур громкой славе:

Гремела и правдива лесть.

(24)

Заметьте: лесть, но правдива.

Оба — титулованные особы:

Он лорд — граф

ты!(25а)

Наконец,

                                Поэты оба! (

25б)Се, мнится, явно сходство есть. (26)

Однако же что ни говори, но ощутимы и различия. В первую очередь они касаются личной жизни собратьев по перу. У Бейрона она беспорядочна, полна случайных связей, зато у Хвостова

Никак! Ты с верною супругой⁶

(27)Под бременем Судьбы упругой (28)
Живешь в любви (29а)

Супруга — бремя — упругость — любовь — вот слегка завуалированный амурный ряд, выстроенный сугубо по-пушкински. Никакого хвостовианства.

Все логично, ассоциативно точно, ясно по образу и звуку. От Хвостова здесь осталась лишь сноска, касающаяся его супруги: ⁶Графиня А. И. Хвостова, урожденная княжна Горчакова, достойная супруга маститого нашего певца. Во многочисленных своих стихотворениях везде называет он ее Темирою (см. последнее замечание к оде «Заздравный кубок»).

Второе различие между лордом и графом относится к разнообразию дарований, коими Творец наградил обоих гигантов. По поводу лорда сказано:

                     и наконец

(29б)Глубок он, но единобразен, (30)

А вот граф, во многом имея сходство с Бейроном, все-таки милостью натуры счастливо превосходит британца: наш-то граф пообымчивее будет, то бишь куда как многограннее…

А ты глубок, игрив и разен,

(31)И в шалостях ты впрямь певец. (32)

Впрочем, ведь и князь Дашков выгодно отличался резвой прытью танцора от Галена, который, конечно, не был в состоянии заставить Терпсихору

Плясать, как стены, Амфион

;

Четвертая строфа. АНТИЧНЫЙ ЕРАЛАШ

В начале четвертой строфы Пушкин позволяет себе скромно вмешаться в им самим же созданный божественный дуэт Хвостов—Бейрон с тем, чтобы воспеть «заглавного» солиста.

А я, неведомый пиита,

(33)В восторге новом воспою (34)
Во след пиита знаменита (35)
Правдиву похвалу свою, (36)

Пушкин уходит в тень Хвостова и до того сливается с ним, что имеет полное право поименовать себя пиитом. Маскарад удался на славу. Поэт стал почти неотличим от пиита, а пиит буффонадно возведен в ранг поэта, ибо знаменитый пиит, конгениальный Байрону, это, безусловно, поэт. Он, граф Хвостов, соискатель нового лавра, достоин и нового воспевания. Он, внимавший когда-то сам друг с Бейроном правдивой лести, пусть выслушает теперь правдиву похвалу. Хвостовской хвале Дашкову шутливо вторит пушкинская хвала Хвостову.

В этот момент пародист вспоминает, что прихотью воображения отправил графа в Грецию. Стремясь к ней, Хвостов непременно почтет своим долгом узреть места, связанные с пребыванием собрата Бейрона, но облечет сие желание в чьи-нибудь ласкающие слух чужие стихи, то есть снова «подтяпает». Скажем так:

Моляся кораблю бегущу,

(37)Да Бейрона узрит он кущу⁷, (38)