Козьма Прутков

⁴…боскетной… — Французское bosquet (боскет) — элемент садового декора, специально посаженная группа деревьев или кустов, выстриженных в виде стенок (шпалер). «Боскетная комната» — вероятно, комната с видом на боскет.

⁵ Грай-Жеребец. — Для писателя крайне важны имена, отчества и фамилии его героев. Н. В. Гоголь, как мы знаем, даже нарочно вычитывал их из газеты «Инвалид», подыскивая что-нибудь для себя подходящее. Часто у писателей возникает соблазн «говорящих» фамилий. Так один из гоголевских персонажей — учитель русского языка — получил фамилию Деепричастие. Однако куда интересней, если имена и фамилии «говорят» не буквально, а косвенно, вызывая смысловые или звуковые ассоциации, иногда сугубо индивидуальные. Например, Чичиков. Что это значит? Почему — Чичиков? Откуда — Чичиков? А ведь есть еще и Чичибабин… Интересно это удвоенное «чи». Но если в Чичибабине все-таки отчетливо звучит, чей он, этот «Чичи», — Бабин! — то Чичиков будет позамысловатей. Есть в словаре Даля слово чичиговатый — «упрямый, беспокойный, причудливый, привередливый, на кого не угодишь». Подходит. А мне в звучании «Чичиков» слышится что-то бодро-подвижное, энергичное, деловое. Чичиков — как только что выкатившаяся из каретного сарая дорожная бричка!

Подобно Гоголю, юмористы середины XIX века давали героям «говорящие» фамилии. Так у Добролюбова был Яков Хам, у Минаева — майор Бурбонов, у Пруткова в пьесе «Фантазия» — Георгий Беспардонный, Фирс Миловидов. Но если Хам Добролюбова так и оставался хамом, а минаевский Бурбонов — плоским солдафоном, то Беспардонный Пруткова проявляется как человек деликатный, противоположный смыслу своей фамилии. То же и Миловидов, наделе оказавшийся грубияном.

Что же касается собственно фамилии Прутков — откуда она взялась? — то, очевидно, опекуны имели в виду прут или пучок прутков, которым они (юмористы) готовы были иносказательно потчевать нерадивую плоть.

И, наконец, та, с которой все началось: «жена почтмейстера Капитолина Дмитриевна Грай-Жеребец». Грай — карканье воронья. Видимо, Пруткова смешно поразил сам образ: баба-жеребец, но не гогочущая по-лошадиному, а грающая по-вороньи. Или скачущий жеребец, взметающий над собой стаю ворон… На русское ухо комизм некоторых украинских фамилий состоит в путанице мужского и женского родов: мужчина может быть Рябокобылка, а женщина — Грай-Жеребец.

⁶…тарантас… — В. И. Даль определяет тарантас как «дорожную повозку на долгих, зыбучих дрогах», а дрога в свою очередь — «продольный брус у летних повозок всех родов, для связи передней оси (подушки) с заднею…». У Даля дроги даны в статье «ДРОЖАТЬ». Езда на дрожках, а значит, и на тарантасе сопровождалась дрожанием всего экипажа: мелкой дрожью. Если сиденье поднималось на столбиках, повозку называли: столбовые дрожки; если повозка была махонькая и без крыльев на колесах — беговые дрожки; если на рессорах — рессорные; а дрожки крытые, с откидным верхом — уже пролетка. Говорили: «свои ножки, что дрожки: встал да пошел». Надо думать, что и по прибытии дорожная дрожь унималась не сразу, и некоторое время пассажиру дрожек казалось, что он еще в пути.

⁷…камлотовой шинели… — Камлот — суровая шерстяная ткань. В Архангельской губернии был и женский наряд камлотник — шерстяной сарафан.

⁸ …засадили за азбуку. — Поскольку именно засадили, то можно себе представить отношение Козьмы и Павлуши к предмету изучения. Однако приходилось слушаться старших. Видимо, азбука настолько втемяшилась в барчуков, что, будучи уже весьма почтеннолетним, Козьма Петрович снова обратился к ней — но не как ученик, а как автор. Наверно, ему пришло на ум, что каждый великий писатель должен непременно создать свою собственную азбуку — начало начал и основу основ, — дабы имя его внедрялось в сознание читателей с малолетства[104].

⁹…с этими сочинениями… — Имеются в виду ранние творения Козьмы, созданные в первые семнадцать лет жизни. Когда именно он взялся за перо — неизвестно. Некоторые произведения из юношеского портфеля, который был ими «переполнен», нам удалось извлечь и опубликовать в отдельном издании: Смирнов А. Е. Прутковиада. Новые досуги. СПб.: Вита Нова, 2010. А здесь для примера приводим один из якобы обнаруженных нами юношеских опусов.

Вкушаю ль фигу, грушу ем ли,
Не смейся надо мной, дружок,
А лишь подчавкиванью внемли
Да губы складывай в рожок.

И если я толпой бездушной

Однажды буду взбит, как крем,
За свой высокий свист воздушный,
Что издаю, когда я ем,

То должен знать в мой час полдневный,

Скорбя, стеная и любя,
Что в той толпе тупой и гневной
И близко не было тебя!