Козни качка (ЛП)

— Ты же знаешь, как спортсмены любят свои правила и игровые схемы.

Она скрещивает руки на груди, ставя сумку на пол.

— Вообще-то нет.

Моя рука вытягивается, упираясь в дверной косяк и создавая заграждение.

— Мы создаем правила на ходу, и крыльцо дома является новым, созданным специально для тебя.

«Это звучит чертовски глупо».

Ее глаза сегодня ярче, на верхних ресницах черный слой туши.

— Почему ты так поступаешь со мной?

Ее голос звучит почти шепотом, и на какую-то долю секунды я чувствую себя настоящим гребаным придурком.

Но появляется эта чертова ямочка, и все мои лучшие намерения вести себя вылетают в окно. Черт, кого я пытаюсь обмануть? У меня нет лучших намерений.

— Зачем ты это делаешь? Ты должна была знать, что не войдешь внутрь сегодня вечером, раз ты надела шапку вместе с пальто. Ты буквально выглядишь так, будто собираешься кататься на лыжах.

Она раздраженно поднимает руки, указывая пальцем в гостиную, в которой только что исчезли ее друзья.

— Но вы же впустили моих друзей!

— Это было решено советом. Ты не можешь вернуться внутрь.

— И кто этот совет?

Я.

— Это хорошо охраняемая тайна.

— Боже, ты такой раздражающий.

О, раздражающий — хорошее слово.

— Благодарю.

— Я не могу вернуться… никогда? — Ее глаза расширяются.

Короткий рывок моей головы.

— Посмотрим.

— Ты собираешься заставить меня стоять на крыльце сегодня вечером, пока мои друзья остаются внутри?

Я скрещиваю руки на груди.

— Я ведь не могу заставить тебя что-нибудь сделать, правда?

Ее губы разочарованно выдыхают воздух, посылая несколько свободных прядей вокруг ее лица.

— Скажи честно: тебе не кажется, что это просто смешно?

Да, но я держу это дерьмо при себе, потому что сегодня вечером, когда я увидел ее, я решил быть эгоистом со временем этой девушки, стоять здесь и пытаться заставить ее смеяться, чтобы я мог заставить появиться эту ямочку на ее щеке.

Не то чтобы мои друзья были бы в восторге, увидев ее; ей будет не по себе внутри, так как Уилсон и Фитцджеральд все еще десять оттенков бешенства, чертовы засранцы.

Братаны важнее телок и вся эта сексистская фигня.

По крайней мере, это то, что я буду говорить себе позже, смотря в потолок над своей кроватью, думая об этой маленькой ямочке на ее щеке так же, как я делал каждую чертову ночь на прошлой неделе.

— Честно говоря, мы здесь, в бейсбольном доме, делаем все возможное, чтобы быть создать как можно больше препятствий на твоем пути.

— Разве я недостаточно наказана?

— Не считай это наказанием — считай это изгнанием в каждом конкретном случае. — Я щелкаю пальцами. — О! Как будто тебя выгнали с острова Клевых Чуваков, Которые Хотят Потрахаться.

— Неужели? — Она закатывает глаза и отступает на несколько шагов. — Так бы вы назвали свой остров?

Я смеюсь:

— Если бы это был мой остров, то было бы куда круче, например, Тропическое Убежище Роуди.

— Так это действительно твое имя?

— Да, это действительно мое имя.

— Тебя зовут Роуди (*Rowdy — шумный, буйный, дебошир, хулиган, буян)? — Она повторяет это, и я не могу не быть слегка оскорблен ее тоном.

Я широко развел руками.

— Воплоти.

— Да. Интересно.

Ее руки тянутся к шапке, надвинутой на лоб, слегка приподнимая ее, чтобы лучше видеть меня.

Я отвечаю тем же, позволяя своим жадным глазам блуждать по длине волос, выглядывающих из-под вязаной зимней шапочки; они длинные — длиннее, чем выглядели, стянутые в конский хвост в прошлые выходные, и темно-шоколадного оттенка.

Когда она наклоняет голову, ловя мой пристальный взгляд, я снова сосредотачиваю свое внимание на дворе, изображая интерес к машинам, припаркованным у обочины.

— Как насчет тебя?

— Что насчет меня?

Она намерено скромничает?

— У тебя есть имя?

— Конечно, у меня есть имя.

Значит так, да?

Ее красивые розовые губы ухмыляются.

— Да, именно так.

— Не возражаешь, если я попробую угадать?

Пожимание плечами.

— Вперед.

— Хельга?

Ее брови взлетают вверх.

— И это твое предположение?

— Руди?

— Серьезно, ты такой засранец. — Она смеется, ее глаза танцуют маленький блестящий танец, когда она смотрит на меня. — Разве я похожа на Руди? Руди, блин.

Я пожимаю плечами.

— Пруденс?

— Я прямо сейчас так сильно тебя ненавижу, — она снова смеется. — Меня зовут Скарлетт.

Скарлетт.

«Скарлетт горяча. Скарлетт — лихорадка».

— Да. Никогда бы не догадался.

На ее лице появляется ироническое выражение.

— Да неужели, Шерлок.

Скарлетт.

Я двигаю молнию на куртке вверх и вниз, чтобы дать рукам работу, украдкой поглядывая на нее.

— Как ты думаешь, Скарлетт, — медленно спрашиваю я, пробуя на вкус ее имя, засунув руки в карманы, — почему твои друзья продолжают бросать тебя ради члена?

Ее губы кривятся в озадаченной улыбке.

— Я не знаю, Роуди. Почему, по-твоему, все женщины хотят от тебя и твоих друзей только член?

«Срань господня, эта девчонка и ее рот».

— Если ты имеешь в виду отсутствие у нас личностей, я обижусь.

Скарлетт вздыхает.

— Я даже сейчас не могу на тебя злиться.

— Я не хочу, чтобы ты злилась, я просто поддерживаю разговор.

Я пожимаю плечами.

— Значит это твои подруги — фанатки, а не ты.

— Мои подруги не фанатки. — Ее брови взлетают вверх. — Но, похоже, это беспокоит тебя гораздо больше, чем меня.