— Нет, — напрямую ответил Одноглазый. — Я плыл сюда целенаправленно, чтобы встретиться с Торстейном Китобоем.
— Это я, — ответил Торстейн. — Но с моей стороны невежливо принимать гостя, который прибыл специально ко мне, на улице да еще под дождем. Пройдем в дом…
Торольф согласно кивнул и шагнул вперед, не дожидаясь, когда развернется Китобой.
Дом Торстейна ничем не отличался от других домов — углубленных в землю сооружений, покрытых двухскатной крышей, заложенной дерном. Стены были выложены из необтесанных, только слегка подрубленных камней, поскольку строительные деревья в этой местности почти не росли и были дорогим удовольствием, а вот на сооружение крыши пришлось все же деревянные жерди использовать. Внутри было дымно, и дышалось с трудом, но Торольф давно привык, что его соотечественники, если они не ярлы или просто не слишком богатые люди, в большинстве своем живут именно так, в суровой простоте и без затей. Устроились рядом с очагом, над которым на цепи, держащей металлический крюк, висел большой котел, а в котле варилась обычная для всех береговых скандинавов рыбная похлебка.
Хозяин уселся прямо на козью шкуру, брошенную на земляной пол, уступив гостю более высокое сиденье — еловую колоду. Другой колоды в доме не было, таким образом Торстейн показал повышенное гостеприимство, которое ярл не мог не отметить, хотя радушия в голосе хозяина тоже не слышал. Старики из свиты Китобоя остановились у порога и садиться не пожелали.
— Я готов выслушать тебя, ярл, — просто сказал Китобой.
— Я прибыл к тебе с деловым предложением, — Торольф выдержал паузу, подчеркивая важность сказанного.
Но паузу не выдержал Торстейн.
— Я же сказал, что слушаю…
— Твое положение и твое противостояние с ярлом Ингьяльдом… Как ты думаешь, когда оно может закончиться?
— Когда на то будет воля Одина, — просто ответил Китобой и не стал вдаваться в подробности, не стал объяснять существо вещей, которое гость и без того, кажется, знал. — Я одного понять не могу, какое ко всему этому имеешь отношение ты, ярл…
— Самое прямое…
— Не понимаю…
— Ты знаешь, наверное, что конунг Норвегии Кьотви нашел себе достойное место среди костров Вальгаллы?
— Конечно. И даже знаю, что ты один из претендентов на его место. Хотя, скажу честно, мне думается, что место это должно принадлежать Ансгару, сыну Кьотви.
— Ты знаком с Ансгаром? — словно бы с каким-то сожалением спросил Одноглазый.
— Нет, нам не доводилось встречаться. Я за всю свою жизнь в других районах Норвегии бывал всего несколько раз, и Ансгар на моем пути не вставал.
— Мальчишка полукровка, по матери хитрый и коварный грек, умеющий, несмотря на возраст, плести интриги и претендовать на то, чего недостоин, но не способный повести за собой воинов. Иначе я сейчас не сидел бы против тебя, а давно уже кормил бы червей в земле. С его правлением Норвегия станет частью Швеции, и только. Наши соседи будут только рады такому конунгу, что не может постоять за свой народ.
— Может быть, дело обстоит и так, — вздохнул Китобой. — Я не в курсе тех событий, мне бы со своими разобраться. А это тоже не просто.
По виду хозяина Торольф сразу понял, что задел больную струну. Он лучше других знал, что главный враг и притеснитель того поддерживает с соседями тесные отношения. Следовательно, сам Торстейн симпатизировать шведам не мог.
— Вот потому я к тебе и приплыл.
— Я опять не понимаю.
— Я приплыл к тебе, чтобы помочь тебе и твоим людям разобраться с вашими событиями. Теперь понятно?
Китобой ответил сразу, без раздумий. Это означало, что у него быстрый ум, что Торольф умел ценить в других людях.
— Теперь еще менее понятно, чем раньше. Ты хочешь вмешаться в наши разборки с ярлом Ингьяльдом? Зачем? С какой целью?
— А почему бы и нет? Могу я оказать помощь какой-то из сторон?
Это прозвучало намеком — откажешься от помощи ты, не откажется твой противник…
— Можешь. Только я хотел бы знать, какой именно стороне ты желаешь помочь?
— Если бы я намеревался помочь старому ярлу Ингьяльду, то, наверное, высадился бы сразу в его фьорде.
— Допустим, ты намереваешься нам помочь. Вопрос только в том, зачем тебе самому это нужно? Ты уж извини меня, ярл, за прямоту, но мы народ простой и прямой, и я тебе откровенно скажу, что слухи о тебе ходят по нашей земле не самые лучшие. И о тебе, и о твоем сыне Снорри Великане.
— Мой сын недавно предстал пред Одином.
— Извини, я не знал этого. Пусть будет жарким его костер в Вальгалле.
— Но разговор о другом. Что говорят обо мне плохого?
— Если сказать мягко… Поговаривают, что ты не из тех, кто помогает другому по доброте душевной. И потому мне трудно тебя понять.
— Люди говорят правильно, — согласился Торольф Одноглазый. — Я обычно долго думаю, прежде чем что-то совершить. И забочусь о том, чтобы мое предприятие было удачным со всех сторон. В том числе и со стороны выгоды.
— И что ты надумал в этот раз?
— В этот раз я предлагаю помощь той стороне, которая согласится помочь впоследствии мне. Помочь на выборах конунга.
— А ярл Ингьяльд кого собирается поддерживать на выборах?