Козни врагов наших сокруши...

И невольно думаешь: не в этой ли невозможности приводить в печати разные нестерпимые богохульства и кощунства латин и заключается их темная сила? Когда начинаешь говорить с людьми, не знающими дела, им просто кажется невероятным то, что говоришь. Мне самому казалось невозможным допустить, чтобы именующие себя христианами позволяли себе такие кощунства, казалось дотоле, пока я документально не убедился в подлинности показаний из документа официального происхождения со всеми ссылками на подлинные судебные акты. И мне невольно припомнился наш безбожник граф Толстой; никакая цензура не могла пропустить его богохульных выходок в печать; мы, верные сыны Церкви, читая их в подпольных изданиях, возмущались ими, ужасались, страшась гнева Божия не только на богохульника, но и на тех, кто имеет у себя его богохульные писания, а большинство русских людей, слепо покланяющихся его художественному таланту, вовсе не зная о его богохульствах, удивлялись нам, за что мы его осуждаем, за что Церковь отлучила его от общения с собою. Когда же мы указывали им, в словесных объяснениях, на богохульные выходки изувера-графа, нам не верили, готовы были обозвать нас клеветниками на графа. Явилась, наконец, известная брошюра миссионера И. Г. Айвазова: "Кто такое граф Толстой?" Но цензура ее конфисковала и сожгла, как содержащую в себе богохульства, а автора едва не сослали в Сибирь... Спасло его, кажется, только то, что брошюра предварительно напечатана была в " Церковных Ведомостях": для мирских представителей правосудия стало ясным, что повторение некоторых - и то только некоторых - хулений Толстого, с целию их изобличения, не есть богохульство. Тем не менее брошюра и теперь запрещена, хотя лучшего, отрезвляющего поклонников Толстого средства едва ли можно найти... Вот тоже могло бы случиться, если бы кто выбрал из упомянутых выше актов издевательства и кощунства латин, а поискать - так найдется немало издевательств над православием и у баптистов, молокан, вообще лютеран и всяких сект рационалистических, и кто напечатал бы их с целию обличения; его несомненно привлекли бы к ответственности, а его брошюру сожгли бы, несмотря на всю свободу печати...

Не то, не то, к счастию нашему, мы видим в нашем православном народе. Я не говорю уже о веротерпимости нашей власти в отношении ко всем исповеданиям: Невский проспект тому доказательство. Лучшая улица столицы украшена храмами всех исповеданий христианских: тут и армянские, тут и католические, тут и реформатские церкви... А наши храмы, за границей, говорят, кроются где-то в предместьях и переулках... Я хочу сказать, что в простом нашем народе веротерпимость его прямо поражает беспристрастных иностранцев. Мне приходилось слышать от сих последних удивление: как наш народ радушно и гостеприимно встречает иноверцев, коим приходится искать ночлега в деревне. Не только приют дадут, но и позаботятся: сыт ли гость дорогой, да и что он кушает. " Знаю, - говорил мне один англичанин, - что у вас пост, да еще Великий; не только мяса, но и молока не едят; а мне предлагают: "Ты скажи, что кушаешь? Не хочешь ли, курочку для тебя приготовим... Правда, у нас пост, ну а по твоей вере, видно, не грешно - кушай на здоровье!" И это говорят те, которые и в мясоястие сами-то курочек не кушают никогда. Станут ли эти рабы Божии издеваться над латинским распятием, над костелом, кирхой и под.? В Западной Европе, да и в Америке, даже нам, архиереям, не везде удобно показаться в своем духовном своеобразном одеянии, а у нас и латинские патеры, и даже татарские муллы ходят свободно, и никто не позволит себе ни малейшей шутки над ними. В пресловутой Финляндии плюют на нас, на духовных: слыхано ли что-нибудь подобное у нас на Руси в отношении к инославным духовным лицам?.. И достойно особенного внимания вот что: в то время, как инославные смотрят с пренебрежением на нас, с какою-то брезгливостью духовной, как на еретиков, мы, православные, смотрим на них с снисходительной любовью, как на заблуждающихся: "Не ведят, что творят!" Не знают истины, а если бы познали, если бы захотели познать, то давно бы стали православными.

Итак, кто же культурнее? Кто глубже воспринял дух Христова учения: мы или они, гордые своею просвещенностью, своим прогрессом, европейцы? И стоит ли нам, владея таким сокровищем, как наше православие, гоняться за их культурой? Не следует ли нам ревностнее приняться за изучение и усвоение того сокровища, какое нам Бог дал с колыбели, но коего мы, к стыду нашему, не знаем во всей его духовной красоте и благодатной силе даже доселе?