Козни врагов наших сокруши...

Недавно вышла, как отдельный оттиск из "Трудов И. Киевской Духовной Академии", книжка протоиерея о. И. Королькова: "Преосвященный Феофан, бывший епископ Владимирский, и полковник С. А. Первухин в их взаимной переписке". Особенность этой переписки, по справедливому замечанию о. издателя, заключается, между прочим, в том, что епископ Феофан не только преподавал С. А. Первухину советы по разным вопросам, но и сам спрашивал у него мнения по вопросам аскетического характера, придавая значение его суждениям. Это - непреложное свидетельство о его глубоком смирении и готовности отсечь свое смышление даже пред мирянином и чрез него узнать истинный путь Божий. Умилительно, например, читать эти строки великого подвижника-затворника: "Скажите мне, пожалуйста, как молиться. Совсем весь толк в этом потерял... То будто ништо, то совсем никуда негоже. Может быть, книжное дело мешает... но ведь надо же что-нибудь делать? Расскажите, пожалуйста, как быть?" В другом письме святитель говорит: " Вы не все сказали. Мне хотелось еще слышать вашу мысль о молитве. Я понимаю молитву чувства, которая и внимание сковывает единым, и благоговейную теплоту дает; но не умею в толк взять, что есть духовная молитва?.. Вообще же я очень скуден опытами духовными, - сознается великий подвижник-святитель. - И молитва моя обычно идет дурно... Все уходит ум в пустомыслие. Никак не сладишь. Как его ни тяни, никак не присадишь на место. Вы как думаете?" Как поучительно это смиренное мнение о своем духовном опыте в деле молитвы епископа Феофана, особенно в наши дни, когда иной, только что надевший на себя рясу монаха, уже мнит себя быть учителем молитвенного делания, пишет целые книги о предмете, коего и краем перста не касался, и в духе гордыни дерзает осуждать не только святителя-затворника, но и всю церковную власть за мнимую ересь, сам будучи близок к ереси!.. Печальное знамение времени, скорбное явление, свидетельствующее об удалении от животворного духа смирения Христова даже тех, которые должны бы идти впереди других!

Тем же духом смирения и вместе неисчерпаемого благодушия веет и от письма, коим ответил преосвященный Феофан на желание Первухина поселиться близ Вышенской пустыни, чтобы постоянно пользоваться личною беседою с святителем: "Что вы намерены около меня поселиться, не могу одобрить. Самый худой делаете вы выбор. Соблазнов от моей дурной и нерадивой жизни не оберетесь. Речи иногда таки бывают сносные, а уж дела - Боже упаси! Я затем и в пустыню ушел, чтобы не разорять душ христианских своею дурнотою и чтоб неведующих меня хоть словом попользовать, в чаянии, не сжалится ли ради того надо мною Господь и не даст ли хоть под конец жизни дух покаяния в очищение грехов моих - и великих, и бесчисленных".

Особенною глубиною мысли отличаются те письма, в коих святитель говорит о бестелесности ангелов и души человеческой, в опровержение мыслей еп. Игнатия Брянчанинова. "Мысли о форме души и ангелов лучше бы отложить в сторону. Лучше уж так говорить: они - дух, а как они есть - не ведаю. Рассуждениями о форме затемняется мысль о духовности. Дух, имеющий протяженную форму, предельность, очертание, подлежащий трем измерениям - в длину, ширину и высоту - что за дух? Трехмерное протяжение мыслимо ли без частей разделяемых? И мыслим ли дух делимый? След., эти понятия несочетаваемы в одном и том же существе. Если дух, то не протяжен, и если протяженно что, то не дух". Затем, приведя указания на святых отцов, которых святитель подробно уже разбирал в своей книжке: "Душа и ангел - не тело, а дух", он говорит: "Остается решить, как они являются в протяженной форме и действуют на вещественные предметы? Лучшее решение: как им Бог определил, так и действуют, так и являются. Беда у нас одна - привычка все оформлять. О чем ни стань рассуждать, все вставляется в форму. И о Боге рассуждать не можем бесформно, как ни толкуем себе, что этому не следует быть. Тут мы с собою ничего не поделаем. Остается одно: властно повелеть себе -не смей пространственной формности переносить в мир духовный. Хотя не можешь совершенно отрешиться от этой формности при размышлении даже о духовном мире и даже о Боге, но верь, что там эта категория неприложима".