Козырная дама

Как цирковая лошадь, Казанцев ходил по кругу, время от времени мысленно возвращаясь к одному и тому же человеку.

Догадка эта была смутной, но она появилась, она была…

Казанцев заехал за Астаниным в мебельный цех. После их встречи в Чечеловке Сергей Иванович успокоился и чем мог помогал следствию. Сегодня они собирались проехать по Южной трассе. Оказалось, что Астанин не только знаток городских дорог, у него обнаружилась замечательная слуховая память, поэтому Казанцев хотел, чтобы он «прослушал» эту дорогу, вдруг какой-то шум покажется знакомым.

Они промотались по трассе не меньше двух часов, но ничего нового, о чем было неизвестно, не появилось. Настроение у Казанцева испортилось — стало жаль впустую потраченного времени.

Пережидая красный светофор, машина остановилась у Дома архитекторов. Казанцев достал сигареты, закурил и, вытянув руку, собрался сбить столбик пепла в открытое окно. Взгляд скользнул по оказавшейся напротив большой красочной афише. Сообщалось о выставке вышивки. Что-то зацепило, привлекло внимание следователя.

— Возьмите правее и остановитесь, — попросил он Астанина, когда зажегся зеленый, и машина тронулась.

Астанин ловко вписался в ближний к тротуару ряд и плавно притормозил. «Автомобилист он действительно от Бога», — невольно подумал Казанцев. Он вышел из машины и торопливо свернул к Дому архитекторов. Постоял у афиши, махнул рукой Астанину: дескать, подожди, я на минутку, — и зашел в здание.

Зал, в котором проводилась выставка, оказался на втором этаже. На стене висели вышитые картины — натюрморты, пейзажи, букеты цветов, были даже портреты, изображенные нитками. Но не художественные ценности поразили Казанцева, а то, почему ему раньше не приходила в голову мысль — вышитая картина, как и любая другая, нуждается в рамке. А если и те, которые видели жертвы в подвале, тоже были предназначены для вышивок?

— В прокуратуру? — спросил Астанин, когда Казанцев вернулся в машину.

— Да, конечно, — рассеянно кивнул тот.

В прокуратуре, миновав свой кабинет, Казанцев зашел сначала к помощникам. В группе, кроме него, работало еще двое следователей — Олег Антипов, с которым они дружили почти двадцать лет, со студенческой скамьи, и Костя Зубахин, лишь недавно перешедший в прокуратуру из милиции. И хотя спецом он был вроде толковым, но его какая-то излишне доброжелательная, излишне многословная готовность к общению почему-то раздражала Казанцева. На месте оказался Зубахин.

— Что-то случилось, Васильич? — спросил он, едва Казанцев переступил порог. — Уж больно у тебя вид взволнованный.

— Случилось! Помнишь рамки в подвале?

— Как не помнить, я же лично отрабатывал их. Художников, фотографов, коллекционеров — проверяли всех, кому в нашем городе могли понадобиться деревянные рамки…

— Не всех! — перебил его Каменцев. — Вышивку выпустили из виду.

— Вышивку?

— Да, вышивку! Тем, кто вышивает картины, тоже нужны рамки.

— Кто же их теперь вышивает? Мода на них прошла еще лет тридцать назад, если не больше. У моей тещи полкомода такого барахла хранится еще с послевоенных лет.

— Да подожди ты со своей тещей! Не прошла, мода, оказывается. Я сегодня был на выставке вышивки в Доме архитекторов. Такое ощущение, что полгорода только тем и занимается, что вышивает картины. Вышивает и вставляет в деревянные рамки.

— Вот это номер! Как же мы прошляпили?! Теперь я понял… — Зубахин против обыкновения не договорил, что же именно он понял.

— А раз понял, займись. Сходи в Дом архитекторов, найди организаторов выставки, узнай все, что с этим связано. И не тяни, уложись в минимальное время. Если надо, подключи оперативников.

— Шеф, я буду быстр, как ветер, ураган, тайфун, цунами!

Пока Зубахин занимался вышивальщицами, Антипов установил, название какой станции мог слышать Астанин на железнодорожном переезде. Из десятка похожих названий потерпевший выбрал одно — «Илларионово». Если следовать из города, то перед этой станцией находилась платформа «Четыреста двенадцатый километр», где и в самом деле останавливаются далеко не все электрички, а перед ней — станция Борзенка.

И тут-то два конца сошлись, будто их никто и не разъединял. Как удалось узнать Зубахину, у одной из вышивальщиц, Галины Усошиной, в поселке Борзенка жила когда-то мать. Несколько лет назад она умерла, и дом стал принадлежать двум наследникам — самой вышивальщице и ее племяннику Валентину, по сути единолично хозяйничающему сейчас в доме, так как тетка побаивалась и его, и, особенно, его дружков, чуть ли не постоянно обретающихся в Борзенке. Из-за них она и перестала ездить в поселок. Женщина подтвердила, что еще при жизни матери она хранила в подвале деревянные рамки, а вот забрала ли их оттуда или нет, она не помнила.

Версия оказалась продуктивной.

Проследив связи Валентина Усошина, оказавшегося в банде «ассенизаторов» не последним человеком, удалось установить не только весь ее костяк, но и человека, непосредственно в банду не входившего, но тем не менее выполнявшего в ней важную роль.