Козырная карта Апокалипсиса

Следующее яркое воспоминание: нам вручают табели об окончании года, и я бегу к Славе, чтобы вместе пойти домой. Но неожиданно сталкиваюсь в коридоре с его одноклассницей, тоже оборотнем. Не знаю уж, как лебедя угораздило влюбиться в лиса, но то, что происходит дальше, явно было сделано от большой любви, вернее, от сильной ревности: табель вырывается у меня из рук и рвется в клочья. Обидно! Главное, мне тогдашней непонятно, за что и почему. От возмущения забываю, что я только человек, а она — оборотень, пусть даже такой хилый, как лебедь. Во мне просыпается та самая отцовская безбашенность, которую опасается вся родня. Когда взгляд становится застывше-стеклянным, и в голове только цель… и рефлексы. И сейчас моя цель — отомстить. В себя я прихожу в женском туалете. Славка держит меня сзади, обхватив под мышки, а бедный лебедь рыдает над содержимым своего портфеля, высыпанным в унитаз. Под глазом у девчонки красуется замечательный синяк, который достаточно быстро исчезает. Но я успеваю оценить его размеры и тихо радуюсь, потому что шумно вроде как неприлично.

— Еще раз полезешь, вообще, шею сверну! — гордо произношу я и оборачиваюсь к Славе: — Да отпусти уже, все нормально. Мне еще к Анне Леопольдовне надо, сказать, что у меня табель ветром унесло.

Слава кивает, и мы идем за новым табелем, держась за руки. Я гордая и счастливая…А на следующий день появляется мама и увозит меня от бабушки с дедушкой, от школы, от Славки, вообще, выдергивает из моего привычного и уютного мирка в другой.

— Я устроилась на завод, и мне выдали квартиру. Мы переезжаем.

Я не хочу никуда переезжать, но меня не спрашивают. Я плачу, топаю ногами, кидаюсь вещами… Но мама настроена решительно, к тому же она знает железный аргумент: «Тебе что, меня совсем не жалко?!». Конечно, мне ее жалко, но я не очень понимаю, почему я должна из-за этого переезжать куда-то, бросать любимую школу, учителя, Славку. Однако я затихаю и позволяю себя увезти.

Это не другой город, конечно, но в шесть лет все происходящее — катастрофа. Новый район — действительно новый, новостройки. Школ построено еще мало, муравейников много, в нашем — тридцать подъездов и двадцать этажей. Напротив — такой же, через маленькую заасфальтированную тропинку — еще один. Это не бабушкина пятиэтажка из трех подъездов, с линиями красиво подстриженных деревьев, рядами кустиков, полянкой с детской площадкой. Это там я знала всех жильцов и из нашего дома, и из трех соседних. Там живет средний класс. Тут — рабочие. Ну, и такие вот, как моя мама, вроде и из среднего класса, но у кого возможности заселиться в зеленом центре нет.

Дальше несколько лет кошмара, пока я пытаюсь хоть как-то прижиться. Выжить в этом странном новом мире. В школе — три смены, у меня второй, потом третий, четвертый «К». В классе не пятнадцать, а сорок человек. Люди и оборотни свалены в одну кучу, без сортировки. Отличники и двоечники, технари и гуманитарии… Никто не разбирается, мы просто отсиживаем положенные часы и пытаемся получить хоть какие-то знания. Двоечников больше, поэтому хорошо учиться позорно. Отличников травят. Слабых бьют. Я именно пытаюсь выжить. Сначала дерусь, постоянно, со всеми. Неумело, но зло и отчаянно. Потом смиряюсь и затихаю, не высовываюсь. Учусь на тройки… Где мой красивый аттестат за первый класс, в котором среди пятерок была всего одна четверка? Улетел так же, как и моя спокойная жизнь. Маме я попыталась пожаловаться один раз.

— Все образуется, — выдала она мне.

Что?! Что образуется, если я живу в кошмаре? Мама по ночам плачет, она встает в пять утра, убирается в квартире, потом приводит себя в порядок и уходит на работу. Мне в школу к половине второго. Сначала надо сделать завтрак, потом уроки, потом гордую и независимую морду. Обедать уже не хочется — кусок в горло не лезет. Предвкушаю встречу с дорогими одноклассниками. Потом пять уроков, пять часов ада.

Ненадолго выдохнуть удается только летом, на даче у дедушки с бабушкой. Там я как будто переключалась в иную реальность. Природа. Сосны. Свобода. Море. Своих друзей в деревне у меня нет, но есть двоюродный брат и его компания. Костры вечерами. Песни под гитару. Иногда девчонки, которых парни притаскивают с собой, чтобы потискаться. И я — своя в доску, бесполая мелочь, за которой нужен глаз да глаз, а то натворит чего-нибудь.

А я любила чего-нибудь натворить, это да! Этого у меня не отнимешь! Например, на спор залезла на верхушку высокой сосны и потом три часа там сидела, пока брат не залез за мной следом и не проконтролировал мой спуск обратно. Спор я объявила выигранным, потому что я же залезла? — Залезла! А насчет того, слезу я сама или нет, разговора не было! Только три месяца спокойной жизни пролетают очень быстро, и я снова ныряю в кошмар. Беспросветный, бесконечный… безнадежный.