Козырная пешка

Я смотрела на эту тщедушную фигурку с размазанными по лицу губами, не имеющими четкого контура, и душила в себе желание смазать по этому пухлом лицу чем-нибудь внушительным. Как же все-таки несправедлива судьба, отдавшая оружие в руки этой бесцветной амебе с обломанными зубами. Почему на его месте не сидит хотя бы гламурный красавец, перед которым и пострадать не грех? Впрочем, не факт, что наша операция тогда бы могла осуществиться. Нафаня ослеплен своей страстью и, кажется, ничего не подозревает. И дай бог, чтобы прозрение неожиданно не нагрянуло и не разрушило все наши замыслы. Подумав об этом, я нахмурилась. Судьба судьбой, планы планами, но этого недотепу нужно хотя бы довести до нужного состояния. Я ослепительно улыбнулась и передвинула свою пешку так, чтобы ее легко было атаковать.

Игорь довольно быстро поставил мне мат, чему я особенно и не противилась. Прежде чем поцеловать его, я долила коньяк в бокалы и предложила:

– Давай на брудершафт?

Он закивал, как китайский болванчик. Мы скрестили руки, вызвав гримасу легкого отвращения у Женьки, отпили из бокалов и поцеловались.

Изо рта Игоря несло гнилью. Я мужественно терпела, пока его язык шуровал в моем рту, а потом отстранилась и улыбнулась.

– Предлагаю выпить, – сказала я. Коньяк мне был жизненно необходим, чтобы этим огненным вкусом смыть мерзостное ощущение, которое охватило всю меня, от волос до кончиков ног. На этот раз я выпила целый бокал. Игорь последовал моему примеру. Глаза Нафани горели за стеклом коньячного бокала, как раскаленные угольки. Мне часто приходилось видеть взгляды вожделеющих мужчин, томные, страстные, и подернутые маслянистой мазутной пленочкой, матовые и словно запотевшие, всегда с одним и тем же блеском. А у Игоря взгляд был другим. Сквозь мазутную пленку желания выплескивалась одержимость. Его глаза были пугающими, сверкающими как две бутылочные стекляшки, пустые и безумные.

– Еще па-партию? – заплетающимся голосом спросил он.

– Охотно, – улыбнулась я, как Мона Лиза, прячущая в рукаве джокера. В этот момент я почему-то подумала, что Джоконда наверняка прекрасно блефовала, если, конечно, вообще умела играть в карты. По ее лисьему лицу противники ничего не смогли бы прочесть. У меня джокер тоже имелся.

Следующую партию я выиграла якобы с большим трудом, пожертвовав обеих ладей и коня. Женька целовать Игоря отказалась наотрез.

– Я тебя поцелую, – басом сказала она, наклонившись к нему. – Потом. Если ты, конечно, захочешь.

Игорь вяло отмахнулся рукой и подставил свой бокал, который осушил мгновенно. Его уже забирало, но, к сожалению, благодаря сытному ужину, приготовленному Агатой, кондиция была еще не та.

– Как бы ему не сплохело? – шепнула Женька мне на ухо. – Может, пора?

Я посмотрела на Игоря, который тупо уставился на меня осоловелым взглядом, в котором читалось неприкрытое желание. Думаю, что только присутствие Агаты, предусмотрительно переместившейся к нам вместе с вязанием в руках, и Женьки, нахально выставившей ногу в разрезе юбки, не позволяло Нафане наброситься на меня. Я едва заметно кивнула. Женька потянулась за бутылкой, но Игорь опередил ее и буквально вырвал коньяк из Женькиных рук.

– Я сам налью. Гусар должен ухаживать за своими дамами.

Женька явно хотела съязвить, но, натолкнувшись на яростный взгляд Агаты, воздержалась. Бокал был уже в руках Игоря, но клофелина в нем, увы, не было. Мы выпили, к счастью не все. Бутылка, тем не менее, была уже пуста. Женька неопределенно пожала плечами и удалилась на кухню, где была еще одна бутылка. И тут мне в голову пришла спасительная мысль. Я незаметно вытащила пузырек с клофелином, и, опустив свой бокал под стол, капнула лекарство в него. Агата, наблюдавшая за моими манипуляциями, вытаращила глаза, а потом кивнула и вышла из комнаты, притормозив возвращающуюся Женьку.

Поднявший с кресла, я, покачивая бедрами, пошла прямо на Нафаню, таращась прямо в его бутылочные глазки и надеясь, что ему не придет в голову осушить бокал раньше времени или и того хуже, выронить его. Ему и не пришло. Он замер, не донеся коньяк до рта, несколько раз судорожно сглотнул и смотрел, как сушеная рептилия на вырез моего платья.

Пугающий мертвый взгляд Нафани был мне омерзителен. Будь я великой актрисой, я представила бы себя идущей на эшафот Марией-Антуанеттой. Но актриса я была так себе, поэтому вместо палача с тугими мышцами и острым сверкающим топором все равно видела эту отвратительную рожу с неопределенно размазанными по лицу губами, с которых чуть ли не слюна бежала. Преодолевать плескающееся во мне раздражение мне помогала мысль о необходимости пройти через это, как от необходимости поднять упавшую в кучу мокриц нужную вещь. Да, он казался мне мокрицей, полупрозрачной, бесцветной, сучащей своими многочисленными колючими лапками, безвредной, но противной и гадкой. Игорь был не слишком умен, а его ослепляющая страсть и вовсе лишала его последнего соображения, что было мне на руку. Но мне от этого было не легче.