Козырной стрелок

Капитан выполнял инструкции, назначенные для рядового, сержантского и офицерского состава, оказавшегося в плену противника. Капитан отказывался давать показания. В той форме, в какой его учили. В общевойсковом пехотном училище. На курсах переподготовки. На спецкурсах. Во время учебных рейдов в тылу врага. И во время боевых рейдов.

Его учили, что любое, самое нейтральное на первый взгляд слово, сказанное врагу, может быть использовано им в пользу себе и в ущерб боеспособности наших войск. Потому лучше молчать сразу и навсегда. И даже если будут пытать — все равно ничего не говорить. А если терпеть будет невмоготу, то говорить много, но одни только матерные слова, которые, не подкрепленные другими, не несут никакой стратегической информации. Главное — молчать.

— Ты хоть знаешь, зачем я вызвал тебя? Капитан молчал.

— Ты думаешь, что хочу спросить тебя об угробленном тобою личном составе? Который ты положил на известной тебе даче.

Капитан молчал.

— Или о твоем генерале? Который застрелился в собственном кабинете.

Капитан молчал.

— Нет. Я не буду тебя спрашивать о твоих бойцах. За них тебя спросит военная прокуратура. И не буду спрашивать о генерале. Я спрошу тебя совсем о другом. Я спрошу тебя о дискетах. На которых указаны номера счетов. Ты знаешь каких счетов?

На лице капитана не дрогнул ни один мускул.

— Ты знаешь каких счетов! Так вот мне надо знать, что ты знаешь о тех счетах и о тех дискетах. Больше, в отличие от военной прокуратуры, меня не интересует ничего. Если ты скажешь то, что ты знаешь, я отпущу тебя. Если нет... То не обессудь. У нас, как на войне. Скажешь?

Капитан покачал головой.

— А если бартером? Если услугой за услугу. Например, ты мне про дискеты, а я тебе... А я тебе обязуюсь достать Иванова. Который все ваши планы... И твоих ребят...

У капитана дернулся, метнулся в сторону подполковника взгляд.

— Знаешь Иванова? Вижу, знаешь! И вижу, что не любишь. И я не люблю. Потому что он мой конкурент. Такой же, как ты. И даже больше. И очень обидно будет, если ты здесь, в камере, сгниешь, а он золото твое получит. И будет жить припеваючи. Обидно?

Капитан Борец заиграл желваками.

— Вот и я говорю — обидно. А вот если бы мы вдвоем...

Мы бы того Иванова... И золото бы добыли. Хочешь ему отомстить?

— Допустим, — сказал первое свое слово капитан. Словно ржавый, сто лет не смазанный, ворот провернулся.

— Тогда скажи мне, кто этот... Иванов? И где искать этого Иванова?

— Не знаю.

— Но хоть что-то ты о нем знаешь?

— О нем никто ничего не знает.

— Плохо, что не знает... Ну ничего, вдвоем мы его найдем. Непременно найдем. Я по своим каналам. Ты по своим. Капитан ничего на это не ответил.

— Но только вначале... Вначале нам нужно закрепить с тобой союз.

— Каким образом?

— Демонстрацией взаимного доверия. С твоей стороны — демонстрацией дискет.

Теперь капитан все понял. Капитан попался на типичную для такого случая удочку. На надежду сохранить свою жизнь. На глупую надежду. Но все-таки надежду.

— Ну что? Договоримся мы или нет?

— Уймись, подполковник. О дискетах ты ничего не узнаешь, — сказал капитан. И замолк. Теперь уже окончательно.

— Значит, не хочешь по-доброму? — еще раз спросил подполковник.

Капитан не ответил.

— Зря ты, капитан, героя изображаешь. Здесь тебе не фронт. Здесь орденов не дают. Закрою сейчас тебя в камеру к уголовникам, по-другому запоешь.

Капитан демонстративно отвернулся.

— Эй. В коридоре! — крикнул подполковник. Дверь открылась.

— Посмотрите за ним пока.

— Здесь посмотреть?

— Здесь.

Подполковник прошел к начальнику сизо.

— Слушай, у тебя камеры есть, где контингент побойчее?

— Разговорить хочешь?

— Хочу.

— Есть у меня такие камеры. Для особо упорствующих молчунов. Куда я их суток на двое...

— Помогает?

— Как аспирин. Который на все случаи жизни.

— Ну тогда и моего тоже.

Начальник сизо набрал номер на внутреннем телефоне.

— Кравчук! Приведи сюда Носатого. Сейчас приведи.

— Звал, гражданин начальник? — спросил, появившись в двери, уголовник в наколках.

— Как стоишь? — закричал сопровождавший его надзиратель.

Носатый лениво подобрал ноги. И, кривясь, посмотрел на начальника и на сидящего рядом с ним мента.

— Ну чево надо?

— Ты как разговариваешь! — опять заорал надзиратель. — Давно в карцере не был?

— Вы свободны, — отпустил начальник надзирателя.

Дверь закрылась.

Носатый сел на стоящий у стены стул.

— Закурить есть?

Начальник сизо бросил ему пачку сигарет. Которую тот, не спросясь, сунул в карман.

— Зачем я тебе?

— Затем, зачем обычно. Тут одного фраера воспитать надо.

— Из наших?

— Нет, не из ваших. Военный. Офицер.

— Бить можно?

— Можно, — кивнул начальник.

— Только не до смерти! — встрял подполковник. — Он мне живой нужен!

— Обижаешь, начальник, — ухмыльнулся уголовник. — Мы по-мокрому не работаем.

— Ну все, иди. Предупреди в камере.

— А когда он будет?

— Скоро будет. Через пять минут будет... Носатого увели.

— Вот такой контингент, — пожаловался начальник сизо.

Потом встал, открыл дверь и громко крикнул в конец коридора: — Кравчук!

— Я!

— Веди этого, новенького, в камеру... как его... в общем Носатого. Через пять минут веди.