Козырные тузы

«Ты же видел, что они сделали с бедной „Мегерой“? Эта Прародительница уже раньше сталкивалась с такисианами или делила плазму с теми, кто имел с нами дело, что должно кое о чем тебе говорить, кузен. Челнок выбросил отпрысков Роя на дальней стороне твоей приемной родины, где они оставались до тех пор, пока на них не напоролись мы. Тогда они напали на нас со своей кислотой, быстродействующими патогенными микробами и звериной силой.

Мы отбились от них. — В мозгу Тахиона промелькнули воспоминания, украденные из памяти Рабдана, — о сражении против аморфных, студенистых существ, чье единое прикосновение могло означать гибель от необратимого распада. О блистающих шпагах, о криках, о самом последнем, отчаянном средстве защиты — лазерных пистолетах, вспышки которых метались по коридорам, когда перистальтические спазмы сотрясали все существо „Мегеры“. — Мы потеряли четверых, в том числе твоего старого наставника. Следующее нападение стало бы для нас последним. Поэтому я предпочел переговоры».

Фиолетовые глаза крепко зажмурились. «Седжур».

«После того как мы отразили нападение, — продолжал Забб, — мне удалось прикоснуться к клубящемуся мраку, который представляло собой сознание Прародительницы, пока мы перевязывали раненых и обрабатывали коридоры антибиотиками, чтобы произвести на нее впечатление, что мы хотим уладить дело миром. Она поняла все довольно смутно; полагаю, моя дерзость вызвала у нее любопытство и ей захотелось познакомиться со мной поближе. Я отправился к ней в одиночной шлюпке и вошел внутрь».

«Малютка» снова овладел собой; теперь его высокогравитационное маневрирование даже не расплескивало остатки бренди в кубке у кровати. На лбу у Тахиона выступил холодный пот. Его кузен против воли вызывал в нем трепет — даже, если угодно, восхищение. Чтобы в одиночку и без оружия отправиться в необъятное чрево Прародительницы, исконного врага, героини миллиона страшных историй, — для такого требовалась отвага героя эпических баллад.

И у его поступка имелось простое объяснение. Униженный Тахионом, он должен был совершить какое-нибудь легендарное деяние или же лишиться своего достоинства, своего вирту, которое вытекло бы из него, как вода из расколотого сосуда. Такисианин мог снискать себе славу даже предательством, если оно было достаточно внушительного масштаба.

«Оказавшись в огромной пещере, я покинул свое суденышко и очутился в сердце нашего самого древнего врага. Стены вокруг были увешаны гирляндами черного мха, озаренного тусклыми огнями в полусотне бледных оболочек; смрад стоял такой, что у меня потемнело в глазах. Но я прикоснулся к разуму, громадному и рассеянному, словно туманность. Нам кое-как удалось пообщаться. Мы с Прародительницей были равно заинтересованы в том, чтобы уничтожить жизнь на твоей драгоценной Земле. Так что мы смогли договориться».

Потрясенный, Тахион ощутил во рту металлический привкус. «Мы смогли договориться». Эта мысленная фраза его кузена прозвучала так небрежно, будто речь шла не о величайшем предательстве и величайшем подвиге во всей истории их расы.

«Я преклоняюсь перед тобой, Забб. Не могу не преклоняться. Если сегодня ты одержишь победу, многие поколения станут воспевать тебя в своих легендах. Но… я презираю тебя».

«Я постараюсь это пережить».

Тахион судорожно вздохнул.

«И ты убил Бенаф'сай».

«У меня не было иного выбора. Она ни за что не позволила бы мне выступить против тебя и твоей драгоценной Земли, не говоря уж о том, чтобы заключить договор с Роем. Все было обставлено так, словно она погибла во время налета роителей; Рабдан позаботился об этом. Уверен, тебе будет приятно это узнать».

На шелковое покрывало капнула слеза.

«Забб. Я убью тебя».

«Возможно, у тебя это даже получится — „Мегера“ очень ослабла. А может, это я тебя убью. — Послышался усталый смешок. — С моей точки зрения любой исход ничем не хуже другого».

«Малютка» закричал, и Тахион заметался по своей роскошной каюте. Запахло нагретым силиконом; все его существо отзывалось на боль корабля.

«Теперь, маленький паршивец, — хлестнула его мысль „Мегеры“, брызжущая ненавистью, — ты больше не сможешь летать».

Бело-голубое зарево окутало «Мегеру»: она бросила свой двигатель в последний триумфальный рывок, заходя для смертоносного удара.

«„Малютка“, „Малютка“!»

Его сознание затапливал белый шум ужаса и боли. Корабли-симбионты обладали множеством преимуществ перед своими неодушевленными собратьями, могли самостоятельно мыслить и сами залечивали свои раны. Но они обладали и собственной волей, которую можно было сломить.

Тахион ухватился за выступ, прильнул к нему и окутал своим сознанием измученный звездолет. Из двухметровой пробоины в обшивке со свистом хлынул воздух, и корабль кувырком понесло сквозь космос.

«Малютка, прошу тебя, очнись!»

Он увидел демонический сполох лазера, разминувшийся с ними всего лишь на волосок.

«Папочка, папочка, я не могу, не могу!»