Как выяснилось, приемные экзамены имеют для розыскника и существенные преимущества. Большое количество беспорядочно толкущихся людей, и не только девочек и мальчиков, но и ошалевших родителей. На Станиславе были модные черные брюки, кроссовки и серый в мелкую клеточку пиджак. Одет он оказался вполне подходяще, но сорок лет — не восемнадцать, и не будь здесь родителей, опер светился бы, словно костер на ветру. А сейчас он смотрелся обыкновенным “болельщиком”, толкался среди себе подобных, наблюдал Ольгу, которая, стоя у окна, обсуждала прошедшее лето с подругой, и не выпускал из поля зрения сотрудницу “наружки”, которая, открыв сумочку, пристраивала направленный микрофон, пытаясь подслушать и записать заведомо пустой разговор.
Мужчины-оперативники в здание не вошли, остались у машины. Станислава подобное положение вполне устраивало, но он злился. Некачественно работают смежники. Наверняка им поручена охрана, и не более, а они на основное задание плевали, видимо, о наркотике знают и ловят момент передачи. Он, опер-важняк, занимается тем же самым, однако существуют в их работе различия. Станислав ищет связь и передачу наркотика как возможную ниточку к убийце, а конкуренты явно озабочены героином как таковым.
Удачная фотография и запись нужного разговора — это петля на отца, советника президента Виктора Львовича Чекина. Какой бы он ни был человек, в данном случае он — отец, и ловить его через больную дочь — сплошное паскудство. Как работало КГБ, так и работает, называй их, как хочешь, хоть ангелами-хранителями, а души у них гнилые, смердят. Пусть девчонка десять раз в мучениях помрет, им главное — советника президента завербовать, иметь на него компромат.
— Паскуды! — повторил Станислав, взглянул на Ольгу и ее подругу, снова подумал, что оперативница подслушивает пустой разговор, и боковым зрением увидел парня.
Он был одет, как и большинство, ничем вроде бы не отличался от окружающих, разве что чуть постарше, лет двадцать с небольшим. Шел он по коридору не торопясь, улыбался дружелюбно, слегка покровительственно. Известно, короля играет свита. Абитуриенты на парня внимания не обращали, но присутствующие здесь студенты, особенно девушки, не сводили с пацана глаз. Причем одни, заметив незнакомца, прятались, загораживались друзьями, другие, наоборот, выступали слегка вперед, старались попасться на глаза.
“С такой популярностью — и до сего дня на свободе”, — подумал Станислав, увидел, как Ольга прервала разговор с подружкой, нервно расстегнула, вновь закрыла сумочку, хотела шагнуть навстречу, но опер, отлично понимая, что ведет себя непрофессионально, преградил девушке дорогу, широко улыбнулся, громко сказал:
— Оленька! Все глаза проглядел! Здравствуйте, милая! Вам огромный привет. — Он взял девушку под руку, силой отвел в сторону и зашептал: — Мой друг без ума от вас! Я, собственно, и явился по его поручению...
Торговец наркотой прошел мимо, Ольга безуспешно попыталась освободиться, глаза у нее потухли, словно отсоединили батарейки.
— Кто вы такой? — глаза у девушки вновь засверкали, но уже зло, ненавидяще. — Я вас впервые вижу!
— Так я и говорю, — шептал Станислав. — От влюбленного друга привет принес! Теперь я его понимаю! Вы, Оленька, дивчина высший класс!
К ним подобралась дамочка с ридикюлем, микрофоном и прочими шпионскими принадлежностями. Тут Станислав выкинул номер, который изобрели до нашей эры: опер якобы поскользнулся, неловко взмахнул руками и ударил по шпионскому ридикюлю с такой силой, что он вылетел у дамочки из рук, врезался в чугунную батарею, содержимое рассыпалось по полу.
— Ольга, бежим! Иначе нам попадет со страшной силой! — Станислав подхватил девушку чуть ли не на руки и бросился по коридору. Они вскочили в пустую аудиторию.
— Гриша, очаровательный брюнет, который у вашего ложа третьего дня сидел, затем виски потчевал, мой лучший кореш, верный дружбан, — Станислав говорил быстро, не давая Ольге возможности вставить слово. — Гриша голову потерял, сегодня начальство его за можай загнало, он мне на прощание и шепнул слова заветные. Отыщи в университете самую красивую девчонку, ее Ольга Чекина зовут, поклонись низко и попроси ее с этим типом не встречаться и беречь себя пуще дитяти единственного.
В конце речи юмор из голоса Станислава исчез, глаза искриться перестали, словно ледком подернулись. Этому номеру опер у своего друга и начальника научился, долго тренировался перед зеркалом. Получалось у Станислава не так уж и здорово, но на новенького действовало безотказно.
— Так вы все знаете, — прошептала Ольга.
— Значительно больше. Знаю еще и то, о чем вы, красавица, даже не догадываетесь.
— Но мне уже не выбраться.
— Запросто. Мама вам поможет, — заверил Станислав.
— Вы, главное, отцу не говорите.
— Маленькая вы, Оленька. Совсем маленькая. Мудрецы говорят, ваш недостаток со временем проходит.
— А вы добрый или злой?
— Уж точно не добрый, — Станислав взглянул на свое отражение в оконном стекле и добавил: — Наверняка не злой.