«Платтен, секретарь Социал-Демократической партии, пришел встретиться со мной от имени группы русских социалистов и в особенности от их вождей Ленина и Зиновьева, чтобы высказать просьбу о немедленном разрешении проезда через Германию наиболее важным эмигрантам, числом от 20-ти до 60-ти, самое большее. Платтен заявил, что дела в России принимают опасный оборот для дела мира и что все возможное должно быть сделано, чтобы перебросить социалистических вождей в Россию как можно скорее, ибо они имеют там значительное влияние. Ввиду того, что их немедленный отъезд в высшей степени в наших интересах, я усиленно рекомендую, чтобы разрешения были выданы сразу.»[44].
Не будем описывать суматошную телеграфную переписку Берлина с германскими послами в Стокгольме, Копенгагене и Берне по поводу устройства разрешения на проезд группе Ленина. Особенно гордо звучит телеграмма (от 10 апреля) германского посла в Стокгольме Люциуса, добившегося от шведского правительства разрешения на транзитный проезд для группы через Швецию.
Люциус не зря торопился: сам германский император Вильгельм II готов был активно участвовать в этом деле. 12 апреля представитель министерства иностранных дел при Главной Квартире передал по телефону в министерство:
«Его Императорское Величество Кайзер предложил сегодня за завтраком, что … в случае если русским будет отказано во въезде в Швецию, Верховное командование армии будет готово перебросить их в Россию через германские линии»[45].
Вопрос переезда ленинской группы, как видим, был вовсе не мелким делом, устроенным, якобы, Мартовым (как утверждал недавно журнал «Вопросы истории»).
Укажем попутно, что Ромберг всячески старался договориться с Платтеном о присоединении к ленинской группе левых эсеров, которых он хорошо знал через своего агента левого эсера Живина, имевшего, согласно Ромбергу, «прекрасные отношения с руководящими членами (партии) Черновым и Бобровым (Натансоном)».
В эту суматоху вмешался, конечно, и Парвус. Германский посол в Копенгагене граф Брокдорф-Ранцау[46] (который, кстати сказать, был именно тем лицом, которое информировало позже Эдуарда Бернштейна о получении большевиками германских денег, что в силу положения Брокдорф-Ранцау, как работавшего непосредственно с Парвусом в Копенгагене, заслуживает особого внимания) телеграфировал министерству иностранных дел 9 апреля 1917 года:
«Д-р Гельдфанд требует, чтобы он был немедленно информирован о времени прибытия русских эмигрантов в Мальмё …»[47].
Сам помощник государственного секретаря поспешил ответить графу Брокдорф-Ранцау, и есть все основания верить в то, что встреча Парвуса с Лениным в Мальмё состоялась[48].
Завершением дела о переезде был отклик главной квартиры германской армии на апрельские тезисы Ленина. Главная квартира 21 апреля 1917 года известила министерство иностранных дел следующей телеграммой:
«Въезд Ленина в Россию произошел успешно. Он работает точно так, как бы мы желали …»[49].
Миллионы, брошенные Парвусу, оказались оправданными в глазах главной квартиры германской армии и она не скрывала своей радости. Германское правительство не захотело быть неблагодарным по отношению к Парвусу: 9 мая государственный секретарь Циммерманн официально известил германского посла в Стокгольме, что Парвус, «оказавший нам многочисленные особые услуги в ходе войны … удостоен прусского подданства».
Так русский подданный Александр Гельфанд-Парвус, активный участник революции 1905 года, личный друг Троцкого, а также и многих большевиков, торжественно превратился в верноподданного прусака!
И после переезда Ленина в Россию германское правительство продолжает заботиться о его денежных делах, что видно, например, из пометки, сделанной рукой графа Пурталеса — последнего германского посла в Петербурге, передавшего Сазонову в 1914 году объявление войны — на рапорте Ромберга о разговоре последнего с Фрицем Платтеном. Платтен, по возвращении в Берн из поездки с Лениным через Германию и Швецию, жаловался Ромбергу, что «социал-патриоты» имеют гораздо больше денег для своей пропаганды, чем «сторонники мира», что вызвало запрос Ромберга о средствах, получаемых группой Ленина. На этом запросе стоит отметка графа Пурталеса:
«Я говорил с Ромбергом. Этим самым поднятый в последней фразе его сообщения вопрос (где речь идет о деньгах) был улажен».
Бернское посольство и после отъезда Ленина продолжало свои связи с большевиками. Германский военный атташе в Берне Нассе в своем меморандуме от 9 мая 1917 года передает содержание разговора своего представителя Байера с большевиком Григорием Львовичем Шкловским и др. в Цюрихе накануне отъезда последнего в Россию. В этом разговоре вопрос касался, в частности, новых условий передачи денег, в связи с переездом Ленина в Россию. Условия эти заключались в следующем:
«1. Личность того, кто дает деньги, должна гарантировать, что деньги происходят из не подлежащего сомнениям источника.