Странно, но с каждым шагом сил прибывало. Снег, правда, исчез, сменившись ярким золотым огнем. Пропал и дружище Тони, даже склон куда-то сгинул. Что вокруг? Небо? Бездна? Пучина? Не так и важно, его дело — идти, неспешно, шаг за шагом, храня остатки дыхания. Тело стало невесомым, а потом и вовсе перестало быть. Хинтерштойсер решил не удивляться. Есть ли он, нет ли, главное — вперед. Вперед — и вверх!
…Шаг! Шаг! Еще шаг, еще!
Внезапно Андреас понял, что может бежать, прямо с «кошками» на ботинках. А если разогнаться немного — взлететь в золотой сияющий зенит. Почему бы и нет? Он уже и так выше птиц, выше облаков. Сейчас соберется с силами и…
— Сто-о-ой! Свалишься!..
Хинтерштойсер резко выдохнул, призывая явь. И она вернулась. Снег — перед лицом и под ногами, слева — неясный силуэт Тони Курца. И темные пятна — не впереди, а очень, очень далеко внизу.
— Ты куда? — удивился друг-приятель. — Дальше, Андреас, уже другая стена — Южная.
Хинтерштойсер стер с лица мокрую снежную кашу.
— То есть как, Южная? А Северная где?[92]
Глава 12
она же
ЭПИЛОГ
А. То, что было
Ильза Веспер рассталась с мужем в маленьком швейцарском городке Шатель-Сени-Дени за два часа до прихода французских войск[93]. То, что вторжение началось, стало ясно еще вечером, когда дорога на Лозанну оказалась намертво перекрыта бесконечной колонной идущих навстречу грузовиков с «пуалю» в серой походной форме. Рисковать не имело смысла, и Марек на ближайшем перекрестке повернул на север, где было еще тихо.
— Паспорт я уничтожил, Ильза. Отныне я голландец, уроженец славного города Батавии, что в Нидерландской Индии. Фамилия, правда, трудная, никак не запомню. Документы на машину новые, номера тоже. Ну и… Еще очки — и большие усы.
— Тебя ищет самая опасная банда в Европе, Марек. И будет искать еще долго, пока жив Бесноватый. Ты объявлен личным врагом Гитлера. Повтори это вслух — а потом попытайся осмыслить. Никакие усы не помогут, тебе нужно уезжать немедленно, куда-нибудь за океан, в Нидерландскую Индию. Ты теперь — носитель чумы, несчастный лабораторный кролик с отравленной кровью. Умрешь ты — умрем и мы с Гертрудой.
Переждать решили в первом же попавшемся городе, самом обычном, швейцарском, но с двусмысленно звучащим в такой момент французским названием. В придорожной гостинце нашлось два свободных номера, оба с единственной кроватью, но большего и не требовалось. Задремавшую еще в пути Герду уложили спать, а сами, наскоро перекусив в пустом ресторанчике, закрылись на ключ.
— Ильза! Я… Я спрячусь, затаюсь. В конце концов, здесь французы, а не Вермахт!
— Марек, Марек! Прекрасная Франция тебе чрезвычайно признательна за возможность разделить Швейцарию с немцами. Репортеры, правда, уверяют, что войска перешли границу за час до того, как ты пристрелил Геббельса, а у Пакта Дельбоса-Риббентропа имеется тайный хвост о сферах влияния в Европе. Но тебе-то, Марек, легче не будет! В лучшем случае станешь мелкой разменной монетой. Вероятно, сразу немцам не отдадут, но чуть позже, под следующий договор… Можешь, конечно, попытать счастья у Муссолини. Итальянцы, по слухам, занимают Тичино, им тоже кусок положен… Нет, не советовала бы, Дуче перевяжет тебя ленточкой и пошлет в Берлин. Исчезай! Мне будет плохо без тебя, но… Исчезай!
Разговор женщина продумала заранее, рассчитав по давней привычке варианты и повороты, но случившееся учесть все же не смогла. Поэтому Ильза, поставив на стол бутылку виски «Dallas Dhu», позволила мужу выговориться вволю. Слушала, не перебивая, лишь время от времени подливала в стаканы.
— Исчезнуть… Как?
— Прямо сейчас. Скоро утро, сядешь на первый же автобус и уедешь подальше, в какую-нибудь глухомань. Там отсидишься дня три, пока все не успокоится — и к ближайшему порту. Только не попадись немцам, у каждого патруля, уверена, уже есть твоя фотография.
Оба курили, и никто этому не удивился.
С каждой минутой, с каждым новым выпитым глотком, женщине становилось легче и спокойнее. Мальчишка, умудрившийся, сам ли, не сам, но всколыхнуть всю Европу, разрубил и гордиев узел — сцепленные намертво их золотые кольца. Не придется лгать, выстраивая мудреные логические цепочки, взвешивать и спорить. Ее заботы, наследство Призрака, грядущая Большая война — все это можно не упоминать.
— Куда тебе писать, Ильза? И… Когда мы увидимся?
— Никуда, Марек. И никогда. Я помню, что обещала у алтаря. «В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Но о Гертруде… О Герде там не было ни слова. Я бы согласилась умереть рядом с тобой, Марек Шадов. Дочь я не отдам — ни тебе, ни Смерти.