Крабат

— Pa, zdravo, Otomar! Козел — действительно козел. Приказал искать тебя в каждом порту и на каждом пароходе, даже в Штатах агентуру на ноги поднял. А я вот дочку предупредил, чтобы не слишком пугалась. Фантомас, Фантомас! Выдумал же!..

— Мячик из-под подушки не доставай, — посоветовал старший, присаживаясь на стул. — Я вместо своего «жилеточный браунинг» прихватил. Тот самый.

Брат усмехнулся, и Отомар понял, что не он один столь предусмотрителен. Виду не подал, ответил улыбкой на улыбку:

— Нам с тобой, Гандрий, в карты играть не имеет смысла. Сквозь рубашки видим. Зачем я пришел, знаешь?

Усмешка на лице гауптштурмфюрера СС превратилась в оскал:

— Знаю, Отомар! Видел фильм «Laugh, Clown, Laugh!»? Чейни и Янг играют? Мы с тобой вроде тех клоунов, Белого и Черного. Разные, но все равно — в паре. Почему бы нам еще кого-нибудь не укокошить, а?[102] Мысль верная, но… Не сейчас, братец Белый Клоун! Гейдриха я бы и без тебя оформил, но не хочу из-за этой сволочи семьей рисковать. А выше — не получится.

Марек окинул взглядом комнату. Двери в их квартирах и вправду похожи, но внутри все иначе. Он не мог жить без света. У брата было темно, словно на старой мельнице.

— Ты ошибся, Гандрий. Я пришел не убивать. Твоя Катарина знает сорбский. А то, что творится у нас дома, она знает?

Брат, попытавшись привстать, скривился, провел рукой по колену.

— Лучше бы училась стрелять!.. Ничего я не ошибся, Отомар, всего лишь пропустил одно звено. Чтобы спасти сорбов, чехов, евреев, цыган — и сотни тысяч немцев в придачу, — надо убрать Бесноватого. Но если его прикончить, все посыплется, снова начнется хаос, как в 20-х. Гитлер — плата за порядок, за маргарин по карточкам, за поезда, приходящие по расписанию. А еще за Олимпиаду, Судеты, а там, глядишь, и Данциг с Ригой и Ревелем…

— Угу, — кивнул Отомар. — «Свободен путь для наших батальонов, свободен путь для штурмовых колонн!..» От Атлантики до Урала, понял. А потом, Гандрий, потом?

— Потом, брат, к звездам! Вслед за твоей Вероникой и ее эскадрильей. Жаль только, что не с нею вместе. Правительственное постановление от февраля 1933 года «Против измены германскому народу и против изменнических действий», пункт первый: смертная казнь без права апелляции. Если схватят, никому не спасти, даже Герингу. Сейчас бедняжку с собаками ищут. Хочешь ей помочь?

Взгляд брата плеснул черной ледяной волной. Отомар выстоял, подперев ладонью хрупкий камень.

— Я не смогу. Ты сможешь! Но сначала — о «потом». Рига с Ревелем, говоришь? Звезды? А знаешь, сколько простоит ваш поганый Рейх, если разом отрезать внешние кредитные линии? Не все, только американские, от частных банков — те, что поступают через «Шрёдер, Рокфеллер и Кo»? А еще запретить «Пратт и Уитни» и «Дугласу» передавать технологии для Люфтваффе — и намекнуть «Стандарт Ойл», чтобы заморозила строительство нефтеперерабатывающих заводов. На чем к звездам полетите? На ядре, как барон Мюнхгаузен?

Ильза Веспер и Марек Шадов не слишком часто встречались, еще реже говорили о работе. Но и такое случалось.

— Молчишь? Так я тебе скажу. Без внешних вливаний Рейх продержится три-четыре года, а потом — ад, хуже, чем в 1923-м, когда мы из дому бежали. Можно начать большую войну, мобилизовать собак и кошек, ввести карточки на воду и воздух. Это даст еще шесть лет, но после этого Германия вообще исчезнет[103].

— Есть иной вариант, — негромко проговорил брат. — За эти шесть лет победить весь мир. А потом отпраздновать — и уложить Бесноватого в мавзолей, можно и в живом виде. И знаешь, Отомар, имеются шансы. Прошлый раз я говорил тебе, что Ефрейтор зарвался, выступил против всей Европы. Но ведь получилось, не свернули шею! Мир очень велик, его можно резать ломтями.

Стена не рухнула, однако и волна не стала слабей.

— Но это все теория, Отомар. О практике подумай, о своих личных шансах. Тебя по всему миру искать будут. Надеешься выжить?

…Теофил-Мельник тут как тут, петухом среди кур красуется, землю гребет, наставил клюв, чтобы Крабата-зернышко склевать.

— А ты, Гандрий? Сколько твои истинные арийцы будут терпеть недочеловека в СС? Это сейчас ты нужен, пока я жив. Или они к сорбам подобреют? Sorbi izumeo јe austriјskog Generalshtab.

…Мигом зернышко лисом обернулось…

Гауптштурмфюрер Пейпер откинулся на спину, закрыл глаза. Молчал долго, наконец неохотно разлепил губы:

— Поэтому я и ждал тебя, vishi brat…

Крабат оторвал занемевшую ладонь от камня.

2

— Точка… Тире… — шептал Хинтерштойсер, зачарованно глядя на маленький, еле заметный огонек в черном небе. — Точка, точка, точка…

Курц покачал головой:

— «AS», грамотей ты наш. «Ждите». Ответ на твой «SOS».

Закрыл глаза, прислонился затылком к ледяному камню.

— Может, простили нас, Андреас? За Италию, за тех погибших у пещеры? Я когда Харрера увидел, почти не обрадовался. Чувствовал! Эйгер, конечно, сволочь и людоед, но судит без ошибок.