У площадки трапа заика, Сибаура, «Не заносись», студенты, кочегары и матросы лицом к лицу столкнулись с забинтованным инспектором и капитаном. По видимому, с миноносца спустили три катера, — в сумерках нельзя было ясно разобрать. Они приблизились. В первом сидело человек пятнадцать моряков. Они быстро поднялись по трапу. Но что это? С примкнутыми штыками? Ремни фуражек застегнуты под подбородком?
— Пропали! — воскликнул заика.
В следующем катере — тоже пятнадцать - шестнадцать человек. И в третьем — тоже моряки, с примкнутыми штыками, с ремнями под подбородком. Они ринулись на борт краболова, как будто беря на абордаж пиратское судно, и окружили рыбаков, матросов и кочегаров.
— Пропали! Что делают, скоты! — кричали Сибаура и представители матросов и кочегаров.
— Получай поделом! — сказал инспектор.
Только теперь они поняли странное поведение инспектора с самого начала стачки.
Но было поздно. Им не дали и пикнуть. Их осыпали ругательствами:
— Изменники! Предатели! Враги отечества! У роскэ научились?!
Девять вожаков под вооруженным конвоем перевели на миноносец.
Все произошло так быстро, что остальные только смотрели, еще не понимая, что случилось. Точно сгорел клочок газетной бумаги — и конец.
Их просто «убрали».
— На нашей стороне лишь мы сами, больше никто. Только теперь мы это поняли.
— Говорят: военный флот, а на деле это — подручные богачей. «Друзья народа»! Смешно! Черт бы их побрал...
На всякий случай военные моряки оставались на судне три дня. Все это время их командиры каждый вечер напивались в салоне с инспектором и капитаном. Теперь, наконец, рыбаки на собственной шкуре поняли, кто их враги и как (неожиданно для них) эти враги помогают друг другу.
По примеру прошлых лет в конце рыболовного сезона приступили к изготовлению крабовых консервов «для подношений». Однако «бунтовщики» и не подумали о совершении специального обряда «очищения», предписанного обычаем. Раньше рыбаки считали, что инспектор совершает ужасный грех, пренебрегая этой традицией. Но на этот раз они думали иначе:
— Для этих консервов выжимают наше собственное мясо и кровь. Вот, верно, вкусно! Пусть, как поедят, животы у них разболятся!
Вот с таким настроением делались эти консервы.
— Камней бы им туда накидать!
«На нашей стороне лишь мы сами, больше никто».
Эта мысль проникла им в самую душу.
— Мы им покажем!
Но сколько ни повторяй: «Мы им покажем!»—толку было мало. С тех пор как стачка провалилась самым жалким образом, работа стала еще более тяжелой.
Мстительность инспектора не имела границ. Работать стало невыносимо.
— Мы ошиблись. Не следовало выделять девять человек. Нам нужно было действовать всем сообща. Тогда и инспектор, пожалуй, не дал бы радиограммы. Ведь не мог же он отдать на миноносец нас всех. Некому было бы работать.
— Пожалуй, что и так...
— Конечно, так. При такой работе, как сейчас, мы наверняка все перемрем. Чтоб не было жертв, надо саботировать всем сообща. Разве заика не говорил, что самое главное—чтобы все были как один? А если все -таки вызовут миноносец, тут-то нам и надо быть всем как один! Если нас уберут, так уж всех вместе. Это для нас же будет лучше.
— Пожалуй. Тогда инспектор растеряется, вызвать помощь из Хакодате будет поздно, да и выработка будет до смешного мала... Что ж, если действовать умело, может сойдет удачно.
— Конечно, удачно! И ведь удивительно — никто не испугался. У всех одно на уме: «Сволочи!»
— А по правде говоря, будь что будет! Все равно помирать!
— Значит — начнем опять!
И они начали снова.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Несколько слов о последующих событиях.
1. Вторая забастовка увенчалась успехом. Инспектор, не предполагавший такой возможности, застигнутый врасплох, вне себя бросился в радиорубку, но она оказалась занятой забастовщиками, и он, не зная, что предпринять, сдался.
2. Когда сезон окончился и краболовы вернулись в Хакодате, оказалось, что саботаж и забастовка происходили не на одном «Хаккомару». На некоторых судах были привезены «красные» брошюры.
3. Поскольку забастовка, вызванная инспектором, начальником чернорабочих и прочими начальниками в самый разгар путины, резко сказалась на выработке, Компания без снисхождения уволила своих верных псов, ничего им не заплатив, обойдясь с ними еще более безжалостно, чем с рыбаками.
Забавно, что инспектор воскликнул:
— И подумать только, что я столько времени давал себя морочить этим скотам!
И рыбаки и молодые чернорабочие, впервые проделавшие великий опыт организации и борьбы, выйдя из полицейских участков, разошлись по разным местам, всюду распространяя этот опыт.
Этот рассказ — одна из страниц истории проникновения капитализма в колонии.
1929 г.
Послесловие