Краденая магия. Часть 1

— В силу воспитания, Владимир Леонидович — сторонник прогрессивного, так называемого научного подхода к мироустройству, — поспешил заметить Огинский. — Гелиоцентризм, Марс с Венерой и прочими небесными телами как подобные Земле миры…

— Я тоже мыслю современно — можно подумать, вы, Сергей Казимирович, о том не осведомлены! — стрельнув на князя недовольным взглядом, заявила девушка. — Но так, по старинке, проще объяснить. Итак, — снова обратилась она ко мне, — представили, сударь? В нашем случае оный диск — это магия. Первый слон — мана. Ее предел четко отмерен каждому от рождения и не меняется до самой смерти. И мы только что выяснили, что у вас, сударь, он, весьма высок. Никак не меньше потраченных мной при проверке четырехсот семидесяти пяти мерлинов. Как отметил Сергей Казимирович, это седьмой, высший уровень магического потенциала… Но пока всего лишь потенциала, — не преминула разочаровать меня рассказчица. — Потому как второй слон — это сила, — продолжила она. — Изначально она у всех равно невелика, но, в отличие от предала маны, силу можно повысить тренировками. Измеряется она в ньютонах — в честь одного английского чародея. Британские подданные вообще внесли значительный вклад в теорию магии — колдун Мерлин, давший свое имя единице маны, тоже ведь родом с Туманного Альбиона. Хотя были и у нас выдающиеся теоретики — те же Всеслав Полоцкий, Яков Брюс, Анна Глинская, Григорий Распутин… Но терминология все равно устоялась английская, — будто бы разочарованно вздохнула Надежда.

Князь сдержанно кашлянул в кулак.

— Но простите, это я отвлеклась, — тут же одернула себя девушка. — Итак, второй слон, сила. Развивая ее, в какой-то степени можно компенсировать скудный от природы уровень маны. Так, на одно и то же воздействие маг, сила которого равна одному ньютону — условно, столь слабыми обычно лишь малые дети бывают — потратит целых десять мерлинов маны, а тот, у кого десять ньютонов силы — всего один мерлин сольет. Но это при одинаковой технике. Техника — третий слон. Мало обладать маной, мало иметь силу — нужно еще уметь их грамотно использовать. Владеть техникой. Ну, тут понятно… Из этой триады — мана, помноженная на силу и оформленная техникой — и складывается магия… — подытожила она. — Все просто.

— Да уж… — задумчиво пробормотал я. Вопросов у меня в голове крутилась уйма, но задал я, вероятно, далеко не самый важный, однако призванный дорисовать начатую — и брошенную — девушкой картину. — А что символизирует черепаха? Ну, на которой стоят слоны… — уточнил я на всякий случай.

— Я поняла, — кивнула Морозова. — Черепаха — это Ключ. Основа основ, без которой совершенно бесполезны и мана, и сила, и техника. Подлинный источник магии. Пока он бьет, она возможна.

— То есть именно такой черепахи в моем… В мире, о котором мы говорили, и не хватает для рабочего комплекта? — повернулся я к Огинскому.

— От Надежды Александровны можете не таиться, — верно угадал причину моей заминки полковник. — А что до заданного вами, Владимир Леонидович, вопроса, то, в целом — да. Однажды в вашем мире Ключ бить перестал. И творить магию стало невозможно.

— А почему? — спросил я. — Почему Ключ перестал бить?

— Ну, вы, сударь, и загадки загадываете! — хмыкнул Сергей Казимирович. — О самом существовании вашего мира у нас и слышали-то немногие, а уж строить предположения о природе в нем происходящего… Впрочем, есть лично у меня одна теория, — словно бы переборов некоторые сомнения, продолжил, тем не менее, полковник. — Достаточно умозрительная, но все же. Не исключено, что изливавшийся Ключом в ваш мир поток перенаправили искусственно.

— И куда же его перенаправили? — осведомился я, уже догадываясь, что услышу в ответ.