Краденая победа

Только тут толпа, наконец, осознала, что кощунство — стрельба на пороге храма богини-покровительницы города — не кошмарный сон, а реальность. Оцепенение сменилось всеобщей паникой, над площадью повисли стоны, крики, проклятия. Какая-то крупная женщина в яркой талхе бросила наземь металлический кувшин, вырвала из-под ног увесистый булыжник, бросила его в каре… и отлетела назад, когда сразу несколько крупных пуль ударили в грудь. Бросок оказался удачным: один из мушкетеров осел в пыль, зажимая руками лицо, между пальцев потянулись темные в свете факелов ручейки.

Пули вновь и вновь хлестали по толпе, горожане разбегались в разные стороны. Кто-то пытался скрыться в воротах храма, там образовалась давка, на упавших напирали и напирали. Их пришпоривала бушующая на площади смерть, но, наверное, больше, чем полегло от пуль, было затоптано в давке.

— Монтини, арестуйте этих двоих! — приказал Фанцетти. — Похоже, они скрылись в храме.

— Но мы в сапогах, а они там обувь…

— Нам плевать на их дурацкие суеверия, понял? — ощерился Фанцетти. — Выполняйте. Обыщите храм. Если кто окажет сопротивление…

— Да, монсеньор, но договор…

— А это уж тем более не ваша забота, лейтенант, — отозвался магистр. — Конечно, это нарушение договора, но, во-первых, их попытки спора тоже можно так истолковать, а во-вторых, даже если возмутятся, поделать ничего не смогут. Сила всегда права.

— Есть, монсеньор!

Солдаты двинулись к богато изукрашенным воротам.

— Сюда иноверцам нельзя! — поднялся с колен жрец. Пуля попала ему в плечо, раздробила ключицу, на морщинистом лице отразилось страдание. Но перспектива увидеть осквернение своего храма заставила жреца превозмочь адскую боль и подняться с окровавленных ступеней. — Богиня покарает вас!

Фанцетти вырвал из-за пояса здоровенный черный пистоль. Здесь, в Джайсалмере, без заряженного оружия ходить он не решался. Не торопясь навел его на лицо старика и плавно нажал на курок. Грохот, всплеск пламени из ствола — и лицо старика исчезло в красноватом облаке.

— Надеюсь, я увижу кончину последнего идолопоклонника, — усмехнулся Фанцетти, глядя, как солдаты, пинками и прикладами пробивая путь в толпе, врываются внутрь.

Глава 4

Пратапа спас боевой опыт, помноженный на острую ненависть к северянам и предчувствие подобного. За исчезающе-малые доли мгновения он успел свалить жену наземь, накрыл ее собой и постарался вжаться в уличную пыль как раз когда над головой пронеслась смерть. Перекатившись, таща жену за руку, он вскочил и вломился в толпу. По горожанам стегнул второй залп, кто-то рядом захрипел и осел в окровавленную пыль, зажимая рану, грязно-белое дхоти на глазах темнеет, набухая кровью.

Пратап вырвал из кобуры на поясе пистоль. Торопливо зарядил («Хорошо, что не оставил дома, — подумал он. — Хоть за жреца расквитаюсь»), поднялся, прицелился, насколько это было возможно в толпе. Он хотел выстрелить в чужеземного священника, обернувшегося убийцей и святотатцем, но увидел, что в него самого целится высокий рыжеволосый мушкетер темесской армии с сержантскими нашивками. Для пистоля расстояние великовато, но выбирать не приходится. Нужно хоть как-то отплатить чужеземцам за бойню. Уж если неведомая женщина решилась, уклоняться от боя воину — позор. Во дворец вернуться они еще успеют, несколько минут ничего не решат.

Выстрел грохнул за миг до того, как темесец успел нажать на курок. Пистоль дернулся, будто хотел вырваться из руки и сбежать из бойни, из шеи сержанта вырвался, попав прямо в глаза соседнему солдату, целый фонтан крови: пуля перебила сонную артерию. Сержант осел в пыль, мелко и жутко суча ногами в начищенных сапогах. Отчаянно завизжала Амрита… Солдат нажал на курок прежде, чем успел вытереть заливающую глаза кровь, пуля ударила в стену. Брызнуло каменное крошево от разбитого барельефа.

Остальные темесцы поняли, где главная угроза, Пратапу показалось, что все мушкеты смотрят в лицо. Он метнулся в сторону, сбив пожилого толстяка, и пули взметнули фонтаны пыли там, где он только что стоял. Срикошетив от булыжника, одна из пуль попала толстяку в живот, и он жутко завыл, рухнув в грязь. Его крик вскоре утонул в поднявшемся адском гвалте.

Пратап бежал зигзагами, как учили, и пули вражеских мушкетов бессильно свистели то справа, то слева. Задыхаясь, сбивая ноги о булыжники, вцепившись ему в руку, бежала жена, ее подстегивал ужас. Впервые в жизни она услышала, как грохочут мушкеты и свистят над головой пули. Сзади нарастал топот темесских сапог. «По крайней мере, в храм они не пойдут» — подумал воин, спеша свернуть в крошечный пыльный переулок. Если не сунутся сразу же (а не должны бы, если тут десяток парней хотя бы с луками, им мало не покажется), будет время приготовиться. Он торопливо перезаряжал пистоль, забивал порох и увесистую свинцовую пулю, способную пробить любой щит, не говоря уж о шлемах и кольчугах. Но темесцы, видимо, тоже соображали, что к чему. Почти сразу же сзади раздался топот. «Не успеть».

— Видела, как я заряжаю? — спросил жену Пратап. — Заряжай.