Краденое счастье

«Да, такую напугать много ума не надо, – хмыкнул Зиганшин, – может быть, этот придурок Реутов просто посмотрел не под тем углом, а дед погнал волну на ровном месте».

Стоял прекрасный вечер, теплый, но уже по-осеннему прозрачный. Листва на обступивших дорогу деревьях уже подернулась сильной и яркой желтизной, но трава на обочине еще оставалась сочной и зеленой. Сразу за небольшой насыпью начинался пруд с черной и неподвижной, как зеркало, водой, на поверхности которой лежали опавшие листья. Тянуло немного сыростью и тлением, и Зиганшин подумал, что именно в такие вечера человек не боится смерти.

Фрида вдруг потянулась вверх, и Мстислав Юрьевич увидел на ветке одинокое крепкое яблоко.

Он сорвал его, удивляясь, какое оно выросло большое, круглое, почти белое, словно светящееся изнутри.

– Мы с вами прямо как Адам и Ева, – сказал он, протягивая яблоко Фриде, – только змея не хватает. Но, думаю, если мы спустимся с дороги в лес, быстро его найдем.

Фрида молча села в машину.

Они съели яблоко, откусывая по очереди, и Зиганшин с наслаждением чувствовал во рту кисловатую мякоть.

Он спросил у Фриды, не страшно ли ей ехать одной. Время еще не позднее, но путь пролегает через безлюдные места, в случае опасности тут никого не дозовешься, особенно теперь, когда дачники в большинстве уже уехали в город.

– Страшно, – тихо призналась Фрида, – но делать нечего.

– Я каждое утро в полвосьмого стартую на работу и возвращаюсь примерно в это время, так что могу вас подхватывать, – сообщил Зиганшин. – Все-таки спокойнее, чем на велике.

Фрида робко улыбнулась и сказала, что и так уж они с дедом злоупотребили добротой Мстислава Юрьевича.

– Ну кто ж знал, что тут упырь такой поселится! Теперь мы, честные люди, должны сомкнуть свои ряды! – воскликнул Зиганшин и подумал, что может называться честным человеком только с большой натяжкой. Вздохнув, он насупился и замолчал.

– Ой, смотрите, какая рябина красная! – воскликнула Фрида.

Зиганшин притормозил, залюбовавшись старой рябиной. Тяжелые красные гроздья светились в лучах закатного солнца и в обрамлении золотистых листьев казались особенно нарядными.

– Хотите, нарву вам веток? – обрадовавшись смене темы, предложил Зиганшин.

– Нет, что вы! Пусть растут. Когда все листья опадут, эти ягоды долго еще будут напоминать о прошедшем лете.

– Да, будут, – согласился Зиганшин, и попутчики замолчали, поглощенные красотой открывшегося за поворотом леса во всем блеске начинающейся золотой осени.

Мстислав Юрьевич вдруг поймал себя на том, что тяжелый осадок на душе, вызванный волнениями сегодняшнего долгого дня, в обществе Фриды куда-то пропал, и вообще ему рядом с ней стало спокойно. Что было тому причиной, хороший вечер, или яблоко, чудом выросшее возле дороги, или сама девушка, он понять пока не мог. Мстислав Юрьевич покосился на свою спутницу, и она, уловив его взгляд, улыбнулась. «Ну и зубы все-таки, – вздохнул он, с грустью вспомнив о собственных мостах и коронках, – настоящая королева запруды могла бы быть. Просто Саджо и ее бобры… Как их там звали, Чикени и Чилеви вроде бы?»

Он с неожиданной ясностью вспомнил, как Наташа, сестра, читала ему эту книгу во время болезни, а он слушал с детским замиранием сердца. Автора звали Серая Сова, и он был настоящий индеец, стало быть, ерунды написать не мог.

Если бы мог, Мстислав Юрьевич поблагодарил бы Фриду за чудесное воспоминание, но не скажешь же: «Знаете, Фрида, ваши бобриные зубы напомнили мне кое-что хорошее».

Но сейчас, сидя в машине рядом с почти незнакомой девушкой, глядя на розовеющее закатное небо, он впервые подумал о погибшей сестре без мучительного и горького чувства.

Проводив Фриду до дверей, Зиганшин быстро ретировался, чтобы не видеться с Львом Абрамовичем. Все же политические разногласия у них слишком сильны, чтобы общий противник заставил их объединиться в прочный альянс. Так, холодный договор о взаимопомощи, не больше. Но тут появлялся еще один аспект…

С появлением Николая Реутова Зиганшин усилил меры безопасности для детей. Если раньше он разрешал им гулять на улице вместе с детьми дачников, то теперь запретил покидать участок. Уезжая, следил, чтобы Света закрыла за ним ворота, и на всякий случай взял с нее слово, что если они будут сидеть дома, то запрутся изнутри. Калитку на задах участка Мстислав Юрьевич запер на висячий замок, а ключ спрятал.

Он боялся, что Света с Юрой, как все нормальные дети, все равно станут убегать на улицу, но тут, слава богу, друзья их уехали в город, и нарушать запреты стало особенно незачем.

Лето кончалось, и вопрос школы встал во всей остроте. Юра шел в первый класс и пока не знал, чего ему хочется, а Света определенно боялась возвращаться в свою прежнюю школу. Наташа отдала ее в престижную гимназию, где учились в основном дети состоятельных родителей, и девочка среди них чувствовала себя не то чтобы изгоем, но третьим сортом.