Краденое счастье 2. Заключительная

Я улыбнулась малышу, присела на корточки и позволила Матео снова снять с себя очки. Порылась в сумочке, достала еще одни и надела на себя. Потом помахала ему рукой и пошла к двери. Давай, малыш, сделай все за меня. Давай, мой маленький.

Ребенок бросился за мной, снова хватая за длинную юбку.

— Эй! Вы!

ДА! Дададада! Это должно было произойти. Иначе и быть не могло. Я обернулась, подождала, пока Альварес меня догонит, и подняла к нему лицо, изо всех сил стараясь успокоиться, не дрожать. Слишком близко от него, слишком. И эта близость сводит с ума, заставляет судорожно глотнуть воздух… а перед глазами его лицо, освещенное фарами его же машины. Ослепительно красивое лицо, которое она продолжает видеть во сне почти каждую ночь… Там, во сне, она не умеет его ненавидеть.

— Меня зовут Нина. Если вы забыли.

Конечно, забыл. Можно даже не сомневаться.

— Это не испанское имя?

— Испанское.

— Но ты не испанка.

— Нет, не испанка.

— Откуда ты?

Как на допросе, как на детекторе лжи, и кажется вот-вот раскусит, ощутит подвох, узнает и швырнет на колени, заставит ползать у его ног… или превратит меня в прикроватный столик. Ублюдок. Ненавижу его!

— Из Югославии.

Как будто разочарован.

— Останься сегодня с Матео. Я заплачу наличными вечером.

Неужели? С ума сойти! Он… согласился?

— Вы возьмете меня на работу?

— Нет. Только на сегодня. Я не беру людей с улицы, я уже сказал!

Мерзавец. Ничего, ты пожалеешь о каждом унижении и о каждом слове, что говорил мне… а точнее, плевал мне в лицо, потому что знал, что за меня никто не заступится.

— Как угодно сеньору. Спасибо и на этом.

— И что это означает?

— Это означает, что кому-то заплатили, чтобы все сведения о вас выплыли наружу.

— Какие именно?

— Проститутки, одежда горничных, попойки, групповушки… Продолжать?

— Достаточно!

— Закройте рот тому, кто под вас копает, и неприятности закончатся. До суда меньше месяца. Это самое время позакрывать дыры. Кто-то настойчиво настраивает против вас судью.

— Почему вы решили меня защищать?

— Потому что… я люблю выигрывать. И потому что ненавижу судью Абрестос.

Альварес усмехнулся — индюк нравится ему все больше. Крутой парень. С яйцами. Пойти против Мигеля Абрестоса, этого наглого грека, которого боятся даже сильные мира сего, надо иметь недюжинную храбрость и не дрожать за конец своей карьеры.

— Месяц. И за этот месяц вы должны жить, как святой. Ни одного пятнышка, ни одного скандала. Ничего, что могло бы вас опорочить и просочиться наружу. Никаких девочек, алкоголя и тому подобного дерьма, или вас закопают живьем. Абрестос любит принимать сторону безгрешных идолов, и ваш работодатель может выиграть дело. Возврат в «Эспаньол»*1 для вас будет закрыт навсегда!

— Буду чист аки ангел.

— Надеюсь. И проводите побольше времени со своей семьей. Светитесь перед СМИ. Делайте мимимишное селфи и посты в соцсетях.

Он думал о словах адвоката, пока ехал домой. Ужасно хотелось выпить, заехать в какое-то злачное место и просадить там денег, уехать на такси и уснуть в кабинете на полу, не думая ни о чем.

В какой-то момент вся жизнь начала катиться под откос, все потеряло свой смысл. Он проворонил сборную, теряет былую славу, теряет деньги… С тех пор, как познакомился с Татьяной, все пошло наперекосяк. Не зря бабка говорила ему в детстве «Все бл*ди. Все. Без исключения. Запомни это и не позволяй ни одной сучке трахнуть твое сердце, а потом продать его за две копейки… Мы не в России, внучек, две копейки можно только засунуть себе в зад… а там… когда-то на них можно было купить газировку».

Поздно, бабуля, поздно вспоминать. Она уже трахнула его сердце и продала за две копейки… а сама сбежала и спряталась так, чтоб он ее никогда не нашел. Сука. Как же смертельно он иногда ненавидел эту женщину. Какой больной ублюдок придумал вот это вот бредовое «с глаз долой — из сердца вон». Альварес не видел Таню несколько лет… и ни черта не изменилось, он слал ее не только «вон», а куда подальше и покрепче… и ни хрена. Ни хренаааа. Она продолжает трахать его сердце.

Не выдержал, свернул к горящей вывеске ночного клуба. Какое-то время постоял у входа. До безумия хотелось войти туда и забыться. К дьяволу все. Один раз. Потом целый месяц ни-ни. Выдернул ключи из зажигания и тут же выронил их. Выругался, посветил себе сотовым, луч встроенного фонарика выхватил из темноты мордашку сына на брелоке. Сгреб ключи, вставил обратно в зажигание и дал задний ход, выезжая на трассу.

Все же Мати дороже… А он ему обещал, что малыш сможет им гордиться. И для начала надо триумфально вернуться в спорт.

* * *

Подъехал к дому, припарковал машину. Посмотрел наверх, на окна детской — горит приглушенный свет. Черт! Там же эта нянька. Он про нее совершенно забыл. И как теперь ее выпроводить? Уже одиннадцать вечера. А по хер. Ему какое дело. Вызовет ей такси и пусть валит. На сотовом около десяти пропущенных от жены и злобно-плаксивая смска: «я сегодня останусь у матери, ты мне не рад, я знаю… ни ты, ни твой сын, останусь там, где меня любят».

Вот и охрененно. Пусть остается. Очередной истерики он бы сегодня не выдержал.