Она ударила его наотмашь. Сильно хлестнула сначала по одной щеке, потом по другой. Со всхлипом с каким-то отчаянием в глазах.
Схватил ее за руки и выгнул их назад за спину, тяжело дыша, сходя с ума от ее синих глаз, таких испуганных и в то же время горящих, дерзких, вызывающих проклятое дежавю и невыносимый голод.
— Не смейте… я вам не подстилка! Слышите? Я. Не. Подстилка! Отпустите!
А он не может. Руки не разжимаются. Взгляд в ее взгляде запутался. Так сильно там увяз, что кажется сейчас отстранится и от физической боли заорет. Это же… те же глаза. Они точно такие же. Как такое возможно? Как у совершенно разных женщин могут быть такие невыносимо одинаковые глаза? Как от них может одинаково пахнуть? Что это за проклятие, наваждение? Какого черта с ним происходит? Он же сумасшедший, неадекватный рядом с ней. С самой первой встречи вот так.
— Сестра… у… тебя есть сестра? Скажи… должна быть. Таких глаз больше ни у кого нет! Где ты взяла эти глаза?
Шепчет, как заведенный, и отрицательно головой качает.
— Нет! — выдохнула в лицо, все еще пытаясь вырваться. — Нет у меня сестры! И не было никогда! А глаза… родилась с ними! Отпустите! Матео увидит!
Руки разжались, и он сдавил переносицу, отступая назад, поднимая руку вверх. Сдаваясь. Не понимая, как сорвался. Как допустил это помутнение рассудка.
— Забирай моего сына и уезжай. Чтоб больше никогда ничего не делала без моего разрешения.
А она вдруг развернула его к себе за плечо.
— Больше никогда не смейте лезть ко мне без моего разрешения. Никогда? Слышите? Никогда не прикасайтесь ко мне!
И ему самому захотелось ее ударить. Чтоб заткнулась. На хрен она ему не сдалась. Дура деревенская. Должна была пищать от счастья, что он вообще на нее посмотрел.
— Да кому ты на хер нужна? Займись моим сыном и не шляйся в юбке, из-под которой трусы видно.
Его бомбило, у него так подгорало, что хотелось кому-то набить морду. Выскочил на улицу, тяжело дыша, и тут же услышал, как заскрипели покрышки и его отбросило на метр на дороге. Машина тут же сорвалась с места и скрылась. Нет, это было сделано не намеренно. Он сам выскочил под колеса. Затуманенный этим поцелуем и онемением во всем теле. От кайфа. Как будто не девку какую-то поцеловал, а словно сделал глоток живительной влаги.
Удар был несильный, но нос об асфальт расквасил. И теперь сидел, сжимая рукой переносицу и капая себе на колени кровью.
— Папа…паппочкааа…папочкааа…бона? Бона? Мати…бона.
Причитал Мати, удерживая его голову, пока нянечка промывала ему нос, налив воду из детской бутылочки и вытирая ему физиономию. А ведь малыш, и правда, столько слов говорит, как никогда раньше.
— Надо было номера запомнить. Носятся здесь. Уроды!
А сама нежно промокает ему губы и нос. У нее мягкие и теплые пальчики. И в ее глазах, которые только секунду назад светились ненавистью, читается волнение, беспокойство. За него. Она склонилась к его лицу, и вблизи ее кожа бархатная, как персик. И этот ее умопомрачительный запах. Он бы коснулся языком ее запястья и вел им в самый верх, до плеча.
— Болит? — потрогала его скулу.
— Болит. — сказал честно, не отрывая взгляд от ее взгляда.
— А так? — и подула на ссадину. Ее губы сложились трубочкой, а у него все внутри подпрыгнуло. — Мати, давай подуем, чтоб папе не было больно.
Они сидят втроем на асфальте. Оба дуют ему на щеку, а он… ему вдруг стало хорошо. До чертей хорошо. Он бы сидел тут и сидел. Почему-то эта девушка рядом с его сыном казалась чем-то удивительно правильным.
— А давайте поедем в парк. — тихо сказала и прикусила нижнюю губу.
— Парк? — брови Альвареса удивленно поползли вверх.
— Да. Купим Мати шарики, покатаемся на качелях.
Неожиданно для себя самого он кивнул.
— А давайте!
И она улыбнулась. Впервые за все время он увидел ее улыбку. Идеально ровные зубы, ямочки на обеих щеках и радость в глазах. Бл****дь, какая же она красивая. Или ему кажется?
Глава 11
Мы вернулись домой поздно вечером. И мне казалось, что я пьяная, что я выпила бутылку шампанского, а то и две, и внутри меня лопаются мелкие пузырьки абсурдного, ненастоящего, песочного счастья. Оно хлипкое, лживое и уже рассыпается на миллиарды ничто-песчинок. И я не могла остаться наедине с собой. Я была рядом с Мати. С живым напоминанием, копией своего отца, помимо глаз. Глаза у моего сына были моими. И ничто и никогда этого не изменит. Как будто его личико чудесным образом было слеплено из нас обоих.
Надевая на сонного сына пижамку, я вспомнила, как в парке какая-то женщина, глядя на меня и Мати сказала своему спутнику:
— Посмотри, какие чудесные глаза у этой женщины и ее сына. Они невероятно похожи. Это ж надо такое сходство матери с сыном. Глаза один в один!
Это был момент дичайшей радости и вместе с тем такого же дикого страха. Я бросила взгляд на Альвареса, но он усмехнулся уголком рта.
— У тебя, и правда, глаза похожи на глаза Мати. У него вообще очень странные глаза. Ни у кого таких нет в нашей семье. Подозреваю, они достались ему со стороны моей русской бабушки. А для темнокожих и черноглазых испанцев все светлоглазые похожи.