Краденое счастье 2. Заключительная

Повернулся к ней злой и ощутил, как эта злость схлынула назад, как происходит отлив от берега. Схлынула, обнажая все эмоции мясом наружу.

Стоит в его рубашке, волосы влажные, собраны в пучок на макушке, несколько прядей упали на шею и прилипли к влажной коже. Ткань намокла и облепила ее грудь. Бл***, и он, словно не имел ее каких-то несколько минут назад, ощутил, как твердеет член. Давно такого не было, чтоб его настолько крыло от женщины. Опустил взгляд на голые ноги, на маленькие пальцы и розовые ногти. Она сводила его с ума вся. Абсолютно вся.

— А с рукой что?

Потянулась к его запястью, но он инстинктивно одернул руку.

— Обжегся.

— Надо под холодную воду.

— Ерунда.

Она кажется ему красивой и после секса? Реально? У него съехала крыша? Они же обычно всегда бесили его, раздражали. Ему хотелось немедленно от них избавиться. Он стоит посереди кухни с обожжённой рукой и смотрит не отрываясь на девчонку в своей рубашке, млеет от восхищения, едкого возбуждения и какого-то идиотского ощущения, неведомого ему раньше. Ни с кем и никогда у Альвареса не было ничего подобного.

— Покажи.

Шагнула к нему и взяла за запястье, развернула к себе ладонью.

— Будет волдырь. Надо намазать маслом.

— Надо, — кивнул, а сам не перестает смотреть на ее лицо, — ты такая красивая, Нина. Тебе кто-то говорил, насколько ты красивая?

— Нет.

— Лжешь. Я в это не верю.

— А тебе…тебе можно верить?

— Смотря чему… чему ты хочешь поверить, Нина. Спроси, а я отвечу. Спроси, хочу ли я тебя снова…

Притянул к себе за талию, приподнял одной рукой и усадил на кухонную тумбу, быстро расстегивая свою рубашку одной рукой, лихорадочно обнажая ее грудь.

— Мы же…ты же…только что…

— Не знаю, что со мной… смотрю на тебя, и меня трясет от голода. Покажи мне… расстегни. Хочу видеть твою грудь, все хочу видеть. Тебя везде.

Она краснеет, но послушно расстегивает ворот и дает стянуть рубашку до половины. И он впервые видит ее грудь при таком ярком освещении. Алые маленькие соски, сжатые в тугие бутоны, тонкие вены просвечивают через кожу. Наклонился вперед и накрыл сосок ртом, обвел языком, втягивая в себя. Острый, сладкий, перекатывается во рту, если сильно втянуть, становится длинным. Нина изогнулась назад, а он подхватил ее под колени, приподнимая их и разводя в стороны, раскрывая ее для себя, глядя на совершенно голую плоть, на розовую сердцевину. У него снова выделяется слюна. Он хочет узнать ее на вкус. Хочет погрузить внутрь язык. Губами по нижним губам, втягивая их в себя и отпуская, двигаясь по ним порханием голодного языка, раздвигая складки и ударяя по клитору. И сильно скользит двумя пальцами внутрь, в узкую сладкую дырочку, сцепив зубы, ощутив, как сжала, как сократилась. Его дурманит от предвкушения, как она так же сожмет его член.

— Нет, — пытается оттолкнуть его голову, но он сильнее удерживает ее ягодицы, приподнимает на весу, с рычанием продолжая посасывать. Оторвался лишь на мгновение.

— Я хочу знать какой он на вкус.

— Что? — хрипло спрашивает, ее живот дрожит. Она пьяная, томная, разомлевшая.

— Твой оргазм.

Сатанея от ее стонов, пока не задрожала, не изогнулась, сжимая его голову коленями, приподнимая бедра, подаваясь за его языком. Как же сладко она металась под его ласками, как сильно хваталась за его плечи, за волосы.

И снова войти в нее, снова долбиться в ее тело, прямо там, на кухне, подняв высоко ноги, прижимая их коленями к тумбе, смотреть, как член поршнем долбится внутрь. Кончать в нее, скрипя зубами.

И спустя минуты безумия, задыхаются оба, мокрые от пота, ошалевшие от того, что так закрутило обоих. Смотрят друг на друга пьяными взглядами.

— Опять в душ? — усмехается и касается губами ее возбужденного соска. Она вздрагивает, будто он коснулся обнаженного нерва. Посмотрел в глаза.

Кивает. Полы рубашки распахнулись, и Арманд отчетливо видит некрасивый узловатый шрам по линии бикини. Улыбка пропадает. Она тут же взметнулась, запахнула рубашку.

— Что это?

Напоминает шрам от кесарева сечения… но в документах указано, что у нее нет детей.

— Так…ничего.

— Ничего?

— Да. Ничего.

Придвинул ее к себе, обхватил лицо ладонями.

— Я хочу знать о тебе все. Откуда ты, кто ты, как звали твоих родителей, как ты впервые разбила коленки, и кто тебе нравился в первом классе. Все хочу знать, Нина. Все. И про это тоже…

— Нинииии…пааааа.

Послышался детский голос. Едва успели отстраниться друг от друга, как в кухню вошел сонный Мати.

— Я хочу кушать. И мне приснился стлашный сон. Вы что тут делаете? А?

Арманд и Нина посмотрели друг на друга, потом на него. Это было первое совершенно внятное предложение… Первое предложение, в котором Матео сказал «я».

— Давайте закажем пиццу, — предложил Арманд, и Нина с Мати радостно закивали.