Краденое счастье

Тряхнула головой и нахмурилась, услышав голоса на кухне. Дима пришел не один, а с кем-то из друзей. Я слышала, как они звенят тарелками, как пьют выдохшееся шампанское…Судя по голосам они уже навеселе оба. Так как второй голос срывается и петухом что-то прикрикивает, они оба ржут. Дима даже не зашел в спальню.

Слезы покатились стремительно быстро, хлынули из глаз, и я уткнулась лицом в подушку, сотрясаясь от рыданий. От обиды и понимания очевидного. Того, чего понимать не хочется, то, от чего прячешь голову в песок и твердишь себе «у других хуже, мне еще повезло».

Через несколько часов, пока я лежала вся в слезах и пыталась уснуть, послышался скрип дверной ручки, но я заперлась изнутри.

— Кисааа, открой. Я дома. Хочу трахнуть мою кошечку.

Поскребся в дверь.

— Открывай.

Я сильнее вжала лицо в подушку и зажмурилась, сжимая руки в кулаки, чтоб он не услышал мои рыдания. Раздались удаляющиеся шаги.

- Спит уже. Даже не дает. Жена называется.

— Так ты ей пару синяков под глаза и сразу даст. Бабы они любят грубую силу.

— Та не сильно и хотелось. Пусть спит.

Я накрылась сверху еще одной подушкой и сильно сжала веки, так чтоб голова заболела. Он просто зверски пьян и сам не понимает, что говорит. Не помню, как уснула. Дима еще несколько раз ломился в дверь, матерился. К утру они затихли, и я провалилась в сон. А через пару часов разбудил будильник.

Еле содрала себя с постели, стараясь не шуметь, выбралась в коридор и увидела Диму и его дружка — совершенно незнакомого мне мужика. Они допили шампанское и на столе стояла еще одна бутылка коньяка, тоже пустая. Ужин полностью съеден. Грязные тарелки на столе. Дима спит на диване, а его дружок развалился в кресле остатки коньяка разлились на светлый ковер.

Я очень тихо умылась, почистила зубы, нанесла легкий макияж, замазала синяки под глазами, собрала волосы в пучок, оделась в скромную юбку-карандаш до колен и свитер, накинула куртку, захватила зонт. Дождь лил еще с ночи. Бабье лето резко закончилось сегодня утром, а я еще не достала теплые вещи с антресолей. Придется идти быстрым шагом до остановки и надеяться, что маршрутка приедет вовремя.

Я заглянула в кошелек — пусто. Набралась наглости и открыла портмоне Димы. Глаза тут же округлились — стопки денег в двух отделениях. Судя по всему, смартфон Дима таки продал. Я взяла немного денег себе. Только на дорогу на пару дней и на какой-то сэндвич, потому что мне с ужина ничего не осталось.

Порывшись в ящиках нашла старый «самсунг» с трудом поставила туда симку так как, она не подходила по размерам, пришлось нахимичить. Когда проходила мимо Димы, он чавкая повернулся на бок и вдруг показался мне таким жалким….таким мелким, каким-то липким. Я даже не знаю, как описать это ощущение. Но от него передернуло и захотелось быстрее выйти из квартиры провонявшейся перегаром.

На улице я не просто замерзла, а меня колотило от холода, спрятала одну руку в карман, приподняла плечи, чтоб ветром не так дуло в спину. Полусапожки на каблуках промокли сразу же как вступила в первую лужу. Дима обещал отдать их в ремонт…Боже, чего только не обещал Дима. Тяжело выдохнув я посмотрела на часы и прибавила шагу. Не сразу заметила, что за мной следом едет машина, пока она не поравнялась со мной и водитель не приоткрыл окно.

— Татьяна! — легкий акцент тут же заставил мое сердце пропустить несколько ударов. Не просто пропустить — оно зашлось так сильно, словно меня швырнуло на качели вниз на адской скорости. Не оборачиваясь прибавила шагу. Машина последовала за мной. Только этого мне и не хватало, чтоб испанец следил за мной.

— Таня. давай подвезу. Холодно, дождь. Ты замёрзла. Садись в машину.

Тоже мне заботливый выискался, когда мне руки заламывал не заботился. Изо всех сил стараясь не смотреть на машину пошла еще быстрее.

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная боязлива,

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Усмехнулась…Два раза подвернула ногу, полил дождь, чтоб он был неладен. Не хочу слушать этого безумца, цитирующего стихи…но в груди становилось тепло и щекотно.

Она ласкаться не умела

К отцу, ни к матери своей;

Дитя сама, в толпе детей

Играть и прыгать не хотела

И часто целый день одна

Сидела молча у окна.*1

Не выдержала рассмеялась, стараясь сдержаться и не оборачиваться. И досадливо и в тоже время …как-то необычно. За мной едет тип на «Мазерати» и читает мне Онегина. Резкий порыв ветра выдрал зонт из моих рук, его унесло куда-то на дорогу, а я хотела побежать за ним, споткнулась, уронила сумку, с нее все выкатилось на мокрый асфальт. От досады, злости, ощущения собственного ничтожества начало трясти и казалось я сейчас опять разрыдаюсь.