– Никогда и ни у кого не проси прощения, Рапунцель… Люди не умеют прощать. Слово «прости» равнозначно нулю.
Исчез значок «онлайн», а я так и продолжала смотреть на машину Волина, на то, как открылась дверца и он сам вышел вместо водителя. Интересно, куда он ездил один. Одет в светлый костюм и бирюзовую рубашку. Вблизи она наверняка сделает его глаза еще ярче. Светлые волосы блестят на солнце, и он привычным жестом пригладил их назад. Легко поднялся по лестнице. Я бросилась в душ и заперлась изнутри.
Услышала, как кто-то вошел в комнату. Не кто-то. А точно он. Прошелся по моей спальне. Остановился возле двери, ведущей в ванну, и я напряглась, понимая, что, если прикажет, я должна буду отворить. Но ничего не произошло, шаги удалялись, пока не послышался звук захлопнувшейся двери. Я умылась, почистила зубы и подождала еще несколько минут, а потом вышла из ванной, запахнув махровый халатик. Пока меня не было, постель бесшумно заправили, раздвинули шторы и комнату залил солнечный свет.
Я прошла к шкафчику, где висели мои вещи, распахнула его – но там ничего не оказалось. Пусто. Бросилась к ящикам, и там тоже пусто. Ни трусиков, ни лифчиков. Ничего. В панике запахнула халат сильнее.
В эту секунду дверь отворилась, и несколько слуг начали заносить в комнату коробки и пакеты. Развешивать и раскладывать вещи. Извлекая их из упаковок.
Обхватив себя руками, я смотрела на совершенно невероятные платья, которых у меня никогда в жизни не было, на блузы, свитера, брюки. Самые разные виды обуви на каблуках и без. На нижнее белье, которое раскладывали по полочкам, и во мне нагнеталась злость. Невероятная ярость от понимания, что меня сейчас одевают, как какую-то куклу, купленную в магазине.
Когда все слуги вышли, я обратила внимание на пакет, стоящий на столе. Его явно принесли не сейчас. При мне к столу никто не подходил.
Взяла пакет и вытряхнула из него бархатный белый футляр, открыла и захлопнула снова, не веря своим глазам. Потом опять открыла – на подушечке красовалось ожерелье, серьги и браслет.
Ожерелье сверкало от количества камней, и я… мне было страшно представить себе, что они настоящие. Если это так, то я держу в руках целое состояние.
– Бриллианты. Они будут сверкать, как и твои волосы.
Подкрался настолько беззвучно, что я подпрыгнула и вскрикнула от неожиданности.
Волин удержал меня за плечи… Да, с этой рубашкой его глаза были невыносимо бирюзовые, в них невозможно смотреть. Он взял ожерелье из футляра и подал мне.
– Мне не нужны такие подарки, – отрезала я и попыталась освободиться от его рук.
– Кто сказал, что я делаю тебе подарок? Просто купил на досуге, хочу посмотреть, как они будут выглядеть на голой женщине. Сними халат.
Захотелось запахнуть его еще сильнее, но перед глазами появилось сообщение Но Нейма:
Медленно развела полы халата в стороны и дала ему соскользнуть на пол. Увидела, как дернулся кадык на горле Волина и сузились глаза, когда он осмотрел меня с ног до головы. Провел по моим волосам, отбросил их с плеч.
– Подними волосы, Ксения.
Я подхватила еще влажные пряди и подняла вверх обеими руками. Иван опустил взгляд к моей груди, наклонился и неожиданно обхватил губами мой сосок. Заставив вздрогнуть всем телом. Обвел его языком, слегка поддразнил и отстранился, словно любуясь тем, как вершинка груди сжалась в тугой комок. Поднял ожерелье и надел его на меня, застегивая сзади и при этом касаясь губами моего лба. Ощутила, как напряженные соски потерлись о ткань его светлого жакета, как всегда, отзываясь сладостной дрожью внизу живота.
– Это ожерелье принадлежало Софье Михайловне Воронцовой, матери Елизаветы Воронцовой-Дашковой. Оно стоило целое состояние. Ты знакома с историей… Ксения?
Холодное ожерелье словно обжигало горячую кожу.
– Немного.
– Немного или хорошо знакома? Кажется, ты хорошо училась в школе.
Посмотрела на него и заставила себя сдержаться, не хамить… делать так, как говорил Но Нейм.
– Хорошо училась… и, да, я знаю историю.
Обошел меня вокруг и остановился сзади, а я так и стою с поднятыми вверх руками, и у меня болят все мышцы.
– Тебе говорили, что ты само совершенство?
– Нет.
– Почему?
Провел костяшками пальцев сбоку, касаясь ребер. Как так может быть, что при всей моей ненависти к человеку его прикосновения нравятся и вызывают трепет.
– Потому что я ни перед кем не раздевалась.
– Но ты не девственница.
– Я уже говорила, что меня…
– Да, помню. Тебя изнасиловал подонок… И это бы я. Верно?
– Верно.
Ответила и вся подобралась, ожидая от него вспышки ярости, но ее не последовало.
– Как я мог забыть.
– Главное, что я не забыла.
Пальцы продолжили гладить мою талию, ягодицы.
– Скажи мне, Ксения, что с тобой не так? – и тут же придавил меня к себе. – Почему тебе нравится то, что я с тобой делаю? Где это отвращение, паника, истерика?