Краденый город

Прошли почти через весь коридор, стараясь не задеть головой висевшие на стене корыта и тазы, отводя рукой белье на веревках. Тетя Вера достала ключ с деревянной грушкой на кольце, оглянулась. Соседка с кастрюлей все так же стояла в конце коридора – наблюдала. Но демонстративно отвернулась и нырнула в комнату напротив.

Тетя Вера отперла, толкнула дверь.

Комната Парамоновых была странной. Она походила на мебельный магазин. Мебель была дородная, в завитушках, золотых бордюрах. Тускло блестел шелк. Хозяева комнат хотели втиснуть сюда побольше. И в последнюю очередь беспокоились о том, чтобы на этих стульях и диванчиках было удобно сидеть, за столами обедать, а в шкафах раскладывать вещи.

Тетя Вера, балансируя, с трудом пробралась к столу. Если именно здесь у нее тайник, подумал Шурка, то искать придется очень долго.

– Смотрите ничего здесь не поцарапайте, – предупредила тетя Вера. Поставила сумку на стол. Отодвинула вазу, фарфоровую статуэтку, подсвечник. На столе тоже было тесно.

Только на потолке было просторно и пусто. Большая хрустальная люстра глядела свысока. По потолку бежала лепная гирлянда – фрукты и листья. Бежала, бежала – и обрывалась, врезавшись в стену.

Внезапно щеки и уши у Шурки загорелись так, что стало больно. Со стены, из кудрявой золоченой рамки, на него смотрела круглыми глазами женщина-голубь.

А тетя Вера все говорила, говорила, говорила…

– Кто будет резать, а кто клеить? А кто старые газеты принесет с чердака? Выбирайте.

Таня застрочила что-то в своей книжечке.

– Шурка.

Пол ехал у Шурки под ногами, а оторвать взгляд от круглых голубиных глазок сил не было.

– Шурка!

Эти глазки приникали Шурке в самую душу, говорили: все вижу, все. Еще миг, казалось, – и на стене начнет вздуваться почка, а из нее высвободится лепесток уха. Или откроется глаз.

– Шурка! Вы что, друг с другом не разговариваете? – осенило тетю Веру.

Таня не ответила. Шурка наконец сумел мигнуть, отвести глаза, отвернуться. Он ошеломленно смотрел на тетю Веру, на Таню.

– Они поссорились, – пояснил Бобка.

– И с тобой тоже?

– Со мной не поссорились.

– А со мной? – все недоумевала тетя Вера.

– Я сбегаю! – пронзительно крикнул Шурка. – Я на чердак!

И выкатился со всех ног из комнаты.

– С ума я с вами сойду, – вздохнула тетя, ставя к подоконнику большой неуклюжий стул.

Глава 16

Шурка услышал шаги. Они сбегали вниз. Шурка вжался в стену.

– Мальчик, ты чего?

Шурка открыл глаза: юноша в полосатой футболке и летних брюках. Выглядит как самый обычный юноша в полосатой футболке. У Ворона все выглядели обычными.

И только когда шаги внизу оборвались, хлопнула дверь парадной и в раковине моллюска опять стало тихо, Шурка сумел отлепить спину от стенки. Сделал несколько ватных шагов. Где-то открылась, хлопнула дверь. Шурка замер. Внизу? Вверху? По закрученной лестнице разносилось эхо шагов. Шуркины мысли прыгали за ним во все стороны сразу. Шаги были медленные, шаркающие: старик или старуха; они стихли где-то внизу. Опять тишина. Шурка помчался наверх, цепляясь рукой за перила, как бы подтягивая себя вверх. Перескакивал через две ступеньки, перемахивал через площадки одним прыжком. Вслед ему глядели высокие двери. Наконец он влетел на чердак.

«Что я наделал! – бешено выстукивало сердце. – Что! я! наделал!» Шурка сел прямо на пол. Взял себя руками за ребра. Сердце послушалось не сразу. Но все-таки послушалось.

– Что я наделал! – вслух сказал он.

Чердак ответил душной, солнцем нагретой пустотой.

Шурка внезапно понял: чердак тоже какой-то не такой. Нет на нем ни обычных бельевых веревок, ни старых ящиков, ни хлама, какой всегда водится на чердаках. Нет голубей. Нет перегородок. Только бочка.

Он поднялся, заглянул внутрь: песок. К бочке были прислонены большие железные щипцы. Шурка попробовал: тяжелые, одной рукой не удержишь.

По лесенке Шурка вылез на крышу. Крыша была как крыша. От нее шел солнечный жар. Нева с высоты казалась еще огромнее, чем когда стоишь на набережной. Виднелись корабли под маскировочной сеткой. Над Марсовым полем висели аэростаты; стальные тросы уходили вниз, издалека казались тоненькими ниточками. Привычные золотые купола вдали были непривычно темного цвета – их покрасили для маскировки. Все остальное было как обычно. Крыши обычных ленинградских цветов – красноватые и зеленые, с ржавчиной. Черными жуками катились автомобили. Двигались черными точками прохожие. Красные кубики трамваев бодро бежали по трубочкам улиц. Шурка вспомнил выражение из учебника: кровяные тельца.

А Ворон тоже по-прежнему дожидался ночи и шнырял по этим улицам. Хватал людей. Как будто им и без Ворона недоставало сейчас забот.

Шурка едва не оступился, схватился за трубу. Снова сел.

– Спокойно, – сказал он сам себе. – Думай.

Но думать не получалось. Сердце заглушало мысли, громко стучало: что делать? что?

Слишком много тайн, решил Шурка. Тайны эти колючими шарами распирали его изнутри, но поделиться ими было нельзя.

Шурка встал. Позади трубы торчал голубиный домик на четырех ножках. От дождей и ветра он стал серым.