Крадущаяся тьма

Внутри храма высился алтарь из полированного черного камня. На нем пылал огонь, выхватывая из темноты огромный золотой щит, подвешенный как раз за алтарем. Как заранее объяснил Алеку Серегил, это была Эгида Сакора. В высоту щит имел двадцать футов, а символ Сакора на нем — восходящее солнце — блистал сотнями великолепно отшлифованных рубинов, так что в мерцающем свете казался полным жизни.

На широких ступенях лестницы, ведущей к храму, был выстроен почетный караул; где-то в этой безликой массе находилась и Бека Кавиш — ее полк всегда нес службу в Скорбную Ночь. Алек немного ей завидовал. Солдатская служба казалась такой простой по сравнению с его собственными обязанностями: никакого притворства, никаких переодеваний, лишь честь, долг, мужество, братство товарищей по оружию.

— По-моему, в Майсене празднество Сакора не такое пышное, — прервал его размышления голос госпожи Килит.

— Конечно, нет, госпожа. — Алек говорил громко, чтобы его услышал Серегил. — Даже праздник урожая в конце ритина не сравнится с этим.

— Благородный Серегил объяснил тебе, конечно, что символизирует гашение всех огней?

— Да. Мне кажется, эту ночь нелегко перенести.

— Для солдат на часах она очень утомительна, — сказала Килит, бросая на Джулену сочувственный взгляд, и Алек догадался, что капитану предстоит вскоре вернуться к своему отряду. — Но для нас — остальных — это время развлечений Вечеринки при луне, игры в темноте. Для влюбленных эта ночь прекрасна Говорят, половина населения Римини обязана своим рождением именно Скорбной Ночи.

Килит наклонилась ближе, и Алек ощутил благоухание ее духов

— А кто тебя согреет в темноте, а?

Неожиданный звук фанфар, раздавшийся в храме, избавил его от необходимости отвечать Собравшаяся на площади толпа замерла из внутренних помещений храма появилась процессия жрецов Они выстроились двумя рядами по сторонам Эгиды, играя на свирелях, систрах, рогах и тамбуринах, и затянули унылый напев. В монотонной мелодии звучала древняя скорбь.

— Это Песнь Прощания, ее поют на архаическом конийском языке, — прошептал Серегил. — Этому обряду по крайней мере тысяча лет Когда пение смолкло, другие жрецы вынесли из храма носилки, в которых восседала роскошно одетая фигура, лицо ее было скрыто золотой маской, а на коленях лежал обнаженный меч

— Это старейший жрец храма, — продолжал Серегил — Он изображает Старца Сакора У него в руках меч Герилейн Великой

— Он действительно принадлежал ей? — тихо ахнул Алек. Герилейн была первой из скаланских цариц, взошедшей на трон во исполнение пророчества шесть столетий назад

— Да Царице каждый год вручают его заново. Когда носилки с жрецом — Старцем Сакором — опустили перед алтарем, вперед выступила жрица и обратилась к нему на том же древнем языке

— Она умоляет бога не оставлять свой народ, — перевел Серегил — Эти просьбы будут теперь повторяться несколько раз, а потом дело кончится тем, что Сакор поручит царице защищать подданных и вручит ей священный факел и меч.

Как и предсказал Серегил, мольбы жрицы и ответ бога заняли немало времени Золотая солнечная маска на лице жреца была так хитро устроена, что голос его звучал подобно грому, хотя старик мог только скрипуче шептать. Когда наконец диалог закончился, прозвучали фанфары, и процессия двинулась дальше Из каждого храма выходили все новые и новые толпы жрецов, неся на носилках олицетворения своих божеств.

Первыми шли почитатели Далны, роль бога исполнял Валериус Раздражительный дризид восседал под балдахином, сплетенным из ветвей лавра и ивы, облаченный в отличие от обычной своей скромной одежды в великолепную мантию, расшитую золотом, и сжимал в руках посох, украшенный драгоценными камнями и слоновой костью Кому-то из жрецов удалось даже укротить его лохматые волосы, и они падали гладкими волнами из-под короны, однако борода торчала вперед все так же воинственно

— Я не такой уж истовый почитатель Далны, конечно, но должен сказать, что Валериус представляет собой не особенно привлекательного Создателя, — пробормотал Серегил, вызвав этим одобрительные смешки собравшихся Астеллус должен был показывать дорогу Сакору в его путешествии на Остров Рассвета Бога изображала белокурая пухленькая жрица в простой бело-голубой тунике и широкополой шляпе, с дорожным посохом и сумой в руках Когда жрецы вынесли носилки, над ними стали кружиться сероспинные чайки — живые эмблемы бога-странника Иллиора также изображала женщина Она сидела, выпрямившись, в своей развевающейся белой мантии и улыбающейся золотой маске, подняв правую руку, чтобы все видели свернувшегося многоцветного дракона, изображенного на ладони Три процессии встретились на середине площади и остановились там в ожидании кульминационного события.

Снова прозвучали фанфары. Кавалерийский эскадрон в парадной черно— алой форме развернулся у въезда на площадь, за ним появилась царская семья.

— Это она? Сама царица? — прошептал Алек, вытягивая шею, чтобы лучше видеть.

— Она.