Крадущийся кот

— Ну, правда!.. Он самый скользкий, самодовольный, сексистский, сволочной… пиарщик, когда-либо отравлявший атмосферу пресс-клубов! — Темпл откинулась на спинку стула и глотнула из своего бокала, чтобы успокоиться. — Я не должна позволять ему действовать мне на нервы.

— Что именно действует вам на нервы — он или убийство?

— Вы задаете наводящие вопросы. Мэтт улыбнулся:

— Это моя работа.

— У вас хорошо получается. Мне, похоже, постоянно приходится объяснять вам свои мотивы.

— Не в этом дело. Мои вопросы должны помочь вам самой разобраться в ваших мотивах.

— Вы настоящий профессионал, — признала она и встала, чтобы сбегать на кухню за шоколадным муссом со взбитыми сливками, призванным венчать их скромную трапезу. Темпл была докой по части приготовления десертов. Больше ничего съедобного у нее никогда не получалось.

— Наверное, многие не поняли бы, почему Бьюкенен меня так бесит, — сказала она, вернувшись, расставив вазочки с муссом и усаживаясь за стол.

Мэтт кивнул:

— Вас бесит несправедливость всего этого: умение Бьюкенена выйти сухим из воды, играя против всех правил. В каком-то смысле вы ему завидуете.

— Я не завидую ему. — Темпл склонилась над высокой узкой вазочкой для десерта, методично окуная маленькую ложечку в двухцветную массу и позволяя крохотным порциям лакомства растаять на языке. — Возможно, я завидую его сверхнаглости.

— Мы все немного завидуем бесчувственным людям: они меньше страдают.

— Это точно, — Темпл отметила странный тон последнего замечания Мэтта. — Вам, наверное, приходится выслушивать множество страдающих людей.

— В смысле, по работе?

— Вы сказали, что все люди страдают. Что мы страдаем. — Он продолжал есть свой мусс так же методично, как она, и ничего не ответил. — Те, кто вам звонит, наверное, доведены до отчаяния.

— Они звонят не мне. Они звонят по телефону доверия. Отстраненному, непредвзятому голосу на ночной линии. Тому, кто не может их увидеть, найти, в чем-то обвинить. Голосу, лишенному тела. Спасительному голосу.

— А вам это не действует на нервы? Постоянно иметь дело со всей этой кучей чужих бед?

Он чуть-чуть пожал плечами:

— Иногда мы помогаем.

— Но вы никогда не знаете, насколько. Кое-кто, кого вы посчитали безнадежным, выкарабкается сам. Другой, казавшийся вполне способным справиться, не справляется.

Черная матовая бутылка слегка дрогнула в руке Мэтта, когда он наклонил ее над бокалом Темпл. В этот момент она поняла, что они оба много выпили, что ее щеки пылают, хотя она чувствовала себя неожиданно трезвой, несмотря на пузырьки шампанского, и вполне трезво размышляющей о жизни и смерти. Он медлил с ответом. Потом сказал:

— Да, мы никогда точно не знаем, что случилось с тем, кто нам звонил, после того, как он повесил трубку. Некоторые звонят снова после долгого молчания. Некоторые просто исчезают.

Темпл проглотила комок в горле:

— Наверное, не знать — худшая в мире пытка, — сказала она тихо.

Теплые карие глаза Мэтта встретились с ее глазами, впервые разрушив вежливый барьер, который он всегда выстраивал между ними, и пронзили ее, точно два пылающих меча.

— Нет, — сказал он. — Худшая пытка — знать.

Глава 5 Смерть как причина болезни

Темпл сидела в одиночестве на своем балконе, наблюдая, как солнце постепенно скрывается на западе позади «Серкл-ритц». Решетка неясных, длинных теней покрывала окрестности бассейна. Вдалеке искусственный вулкан над отелем «Мирэдж» периодически выпускал языки пламени с ревом, напоминающим отдаленное рычание дикого зверя.

Мэтт ушел рано, около половины восьмого, спеша на свою ночную смену на телефоне доверия. Темпл размышляла о скрытом напряжении, которое ей удалось заметить за вечной аурой вежливого отчуждения, окружающей Мэтта, напряжении, которое пульсировало в его взгляде во время их разговора.

Внизу чьи-то шаги прошаркали по бетону, и она встала, чтобы взглянуть, кто там. В густой тени здания за кустами шевельнулась еще более темная тень.

— Луи! — сердитый тон не мог скрыть охватившего ее облегчения.

Кот, занятый чем-то внизу, даже не поднял головы.

Пока она вглядывалась в сумерки, пытаясь рассмотреть, что он там делает, из тени пальмы выступила мужская фигура.

— Подслеповат я — видно, стар. Не вы ль, спрошу, мисс Темпл Барр?

С высоты балкона человек выглядел как слегка размазанная копия Чарли Чаплина.

— А кто меня спрашивает? — отозвалась Темпл. Человек нагнулся над котом, продолжая, тем не менее,

смотреть вверх, на Темпл.

— Мой род не славен, ну и пусть. Я Нострадамусом зовусь. На секунду она лишилась дара речи, но тут же пришла в себя:

— Прошу прощенья, что значит — «не славен»? Нострадамус, на минуточку, был весьма знаменит несколько веков назад!

— Однофамилец мой, признаюсь. — Человечек достал что-то из кармана и положил перед Луи. — Ну что же, я не обижаюсь.

Луи немедленно принялся за угощение с полной сосредоточенностью на еде, присущей котам.

— Эй, чем вы там его кормите?!

— Всего лишь мясо, не бог весть. Ваш кот, похоже, хочет есть.