Краем глаза

Сопровождаемый держащимися в паре шагов позади матерью, дядьями и Марией, Барти двинулся по подъездной дорожке, не прибегая к помощи трости. Правой ногой шел по бетону, левая — по траве. Нашел выбоину, которую, должно быть, искал. Остановился, повернулся лицом на север, задумался, потом указал на запад.

— Дуб там.

— Совершенно верно, — подтвердила Агнес.

Зная местоположение дуба, мальчик сумел определить, где находится заднее крыльцо. Указал на него тростью, которую ранее не использовал.

— Крыльцо?

— Да, — ответила Агнес.

Без заминки и спешки мальчик направился к крыльцу через лужайку. Агнес знала, что ей с закрытыми глазами по такой прямой не пройти.

— И что же нам делать? — прошептал рядом с ней Джейкоб.

— Не мешать ему, — посоветовала она. — Пусть остается Барти.

Ровным шагом Барти прошел под темными ветвями дуба. Когда решил, что крыльцо неподалеку, выставил вперед трость. Через два шага она ткнулась в нижнюю ступеньку.

Он нащупал перила. Пусть и не с первой попытки. Держась за них, поднялся по лестнице.

Дверь на кухню братья оставили открытой. Из нее лился яркий свет, но Барти промахнулся на два фута. Пощупал стену, нашел сначала дверной косяк, потом проем, изучил порог тростью, переступил через него.

Повернувшись к четверке сопровождающих, столпившихся за дверью, вспотевших от напряжения, спросил:

— Что на обед?

Два последних дня Джейкоб не отходил от плиты: пек любимые пироги, пирожки, пирожные Барти, готовил обед. Своих девочек Мария еще до отъезда отвела к сестре, поэтому осталась пообедать. Эдом налил вина всем, кроме Барти, последний получил стакан рутбира, и, хотя о праздновании речь не шла, настроение у Агнес заметно улучшилось, появилась надежда, что все как-то да утрясется, образуется.

Они пообедали, вымытая посуда вернулась на полки, Мария и дядья ушли, Агнес и Барти остались наедине с лестницей, ведущей на второй этаж. Агнес стояла за его спиной, с тростью, пользоваться ею в доме Барти не пожелал, готовая поймать сына, если он споткнется и начнет падать.

Держась рукой за перила, Барти медленно поднялся на три ступеньки. Останавливался на каждой, проверяя ногой ширину, потом мыском определял высоту следующей ступеньки.

К подъему по лестнице Барти подходил как к математической проблеме, рассчитывал, какое движение ногой следует сделать и куда поставить ступню, чтобы успешно преодолеть препятствие. На следующие три ступени он затратил даже больше времени, чем на первые, зато дальше поднимался более чем уверенно, ставя ноги с точностью автомата.

Агнес буквально видела трехмерную геометрическую модель, которую ее маленький вундеркинд создал в своей голове и на которую теперь полагался, взбираясь на верхнюю площадку. Гордость, изумление, печаль переполняли ее сердце.

Отметив, как быстро, спокойно и без жалоб ее сын приспосабливается к темноте, Агнес пожалела о том, что не рассказала ему о потрясающей красоты закате, который сопровождал их по пути домой. Наверное, ей бы не удалось найти адекватных слов, но мальчик, отталкиваясь от них, смог бы представить себе, что происходило на самом деле. Страшная болезнь лишила Барти возможности видеть мир, но творческие способности позволяли воссоздать его красоты перед мысленным взором.

Агнес надеялась, что мальчик проведет ночь или две в ее комнате, пока не привыкнет к дому, но Барти пожелал спать в собственной кровати.

Ее беспокоило, что ночью, встав по малой нужде, полусон-, ный, он может пойти не в ту сторону, к лестнице, и свалиться с нее. Три раза они вместе проделали путь от двери комнаты Барти к ванной. Она бы прошла его сто раз и не успокоилась, но Барти твердо заявил: «Все, теперь не заблужусь».

Пока Барти лежал в больнице, они покончили с романами Роберта Хайнлайна, написанными для подростков, и перешли к произведениям того же автора, рассчитанным на более широкую аудиторию. И теперь, переодевшись в пижаму, с очками на ночном столике, но в повязке, Барти слушал начало «Двойной звезды».

Не имея возможности судить о сонливости Барти по его глазам, Агнес рассчитывала на то, что он сам ей скажет, когда заканчивать чтение. И по его просьбе закрыла книгу, прочитав сорок семь страниц, две первых главы.

Наклонилась к Барти, поцеловала, пожелав спокойной ночи.

— Мамик, если я тебя кое о чем попрошу, ты это сделаешь?

— Конечно, сладенький. Разве я когда-либо что-то не делала?

Он откинул одеяло и сел, прислонившись спиной к подушкам и изголовью.

— Тебе будет трудно сделать то, о чем я тебя сейчас попрошу, но это действительно важно.

Сидя на краешке кровати, взяв его за руку, она смотрела на маленький бантик-рот, прежде чем перевела взгляд на черные повязки, закрывающие глаза.

— Скажи мне.

— Не грусти. Хорошо?

Агнес надеялась, что и в больнице, и в реабилитационной клинике, и по пути домой, и дома ей удавалось скрыть от сына глубину своего горя. Но и здесь, как и во многом другом, мальчик продемонстрировал проницательность и зрелость, недостижимые для детей его возраста. Теперь она чувствовала, что подвела его, и от этой неудачи болели и сердце, и душа.

— Ты ведь Леди-Пирожница.